Стрела понеслась к цели. Не долетев до ближайшего волка около пяти метров, она остановилась. Стрела замерла прямо в воздухе, мать её! Я рефлекторно сделал шаг назад и укутался аурой, формируя огненный шторм. Он бы нас точно спас, но на формирование полноценного шторма нужно было время. И тут стрела взорвалась. Во все стороны от неё полетели уже знакомые мне зеленоватые нити, формирующие одну огромную сеть, которая устремилась к тварям. Её словно набросили на всех сразу. Жуткий визг, вой и грохот оглушили настолько, что я упал на колени, зажав руками уши. А когда вскочил, то увидел, как оставшиеся в живых твари улепётывают, подвывая и поджав хвосты. По телам, оставшимся лежать на дороге, пробегали зеленоватые всполохи затухающей разрушительной силы.

Я поднял с земли лук и вытянул руку, разглядывая его с восхищением.

— Вещь! — проговорил я, теперь прекрасно осознавая, что не продам это грозное оружие ни за какие деньги.

Боль в ногах вернула меня в реальность и я, застонав, осел на землю, разглядывая голени, по которым прошёлся удар незаметной твари. Нижней части брюк практически не было. Те лоскуты, которые висели на одних нитках, были срезаны чем-то ровным и острым. Тонкие раны, как от скальпеля, зияли на обеих ногах. Из них текли тонкие ручейки крови вперемешку с чем-то ядовито-зелёным. Надеюсь, это не какой-нибудь хитрый яд замедленного действия. Оторвав пару кусков от своей рубашки, я перевязал раны и, кряхтя, поднялся, поднимая вновь лук и стрелы с земли и запоздало отмечая, что Дмитрий как-то долго и подозрительно молчит.

Цесаревич стоял на том же самом месте и, посмотрев на меня слегка затуманенным взглядом, качнулся и прошептал: — Денис, я… меня, кажется, зацепило, — и он сел на водительское сиденье, закрыв глаза.

Пару секунд я непонимающе переваривал, что он мне сказал, а затем бросился к нему, обегая машину. Зашвырнув лук и колчан со стрелами на заднее сиденье, склонился над бледным Дмитрием.

Он прижимал руку к левому боку, а сквозь пальцы по белоснежной рубашке стекала кровь. С трудом оторвав его руку от раны, я увидел торчащую из тела штуковину. Вроде бы железка, по форме напоминающая длинный лист. Вот, значит, что на нас напало.

— Что это? — рявкнул я, стаскивая с себя уже порванную рубаху. Бинтов у нас не было, а ещё я не знал, могу ли убрать эту дрянь.

— Металлическая лиана, — прошептал Дмитрий. На его бледном лице выступила испарина. — Я её ликвидировал, но эта дрянь успела выкинуть лист. Пить, я хочу пить.

— Нет, прости, Дима, — я разорвал рубаху. Нужно было затампонировать рану, не вынимая этот проклятый лист. Я не знаю, задета ли селезёнка, потому что если задета, то я его живым не довезу.

Хлопнув себя по лбу, вытащил браслет малого исцеления, кажется, так назвала его Пхилу. Направив в артефакт немного демонической силы, защёлкнул браслет на руке у Дмитрия. Пусть будет малое исцеление, плевать. Главное, довезти его до операционной. Она в нашей больничке маленькая, но есть. А ещё нужно научиться молиться, причём срочно, потому что даже больше, чем операционная мне нужен будет анестезиолог. Ревизию раны в самом крайнем случае на обычном столе можно провести. А вот если он умрёт оттого, что его нормально не обезболят, вот это будет полная задница.

— Больно, — простонал Дмитрий и попытался согнуться.

— Это хорошо, — пробормотал я, закрывая рану обрывками рубахи и отмечая, что кровотечение уменьшается. Браслет заработал, и жуткая стадия, когда «уже не болит», рывком вернулась к той, когда болит до жути, но человека ещё вполне можно спасти. Красные камни браслета неожиданно ярко засияли, и по одному из них пошли мелкие трещины. Камень буквально взорвался красной пылью, а на его месте осталась только тёмная выемка. Да хоть все взорвитесь, главное, дайте мне цесаревича до больницы дотащить! — Потерпи, Дима, — пробормотал я, вытаскивая его из машины.