Последнее, что получил от него Адам (вернее, не от него, а от его сестры Поли, которая выполнила этим предсмертную волю Афанасия Ивановича), была посылка с зеленой настольной лампой, что стояла сейчас на столе в сторожке Адама.
* * *
Скоро мальчишки потеряли интерес к тутовнику.
– Айда, скупнемся! – предложил Митька Кролик.
Они слезли с деревьев и наперегонки побежали к бассейну. Бассейн стоял почему то не на центральной аллее больничного парка, а в глухом углу, за психиатрическим корпусом. В центре бассейна, на постаменте, голый бетонный мальчик с отбитым носом держал в руках большую рыбу, из пасти которой била широкая струя воды. Двенадцать рыбок поменьше, лежавших по кругу бассейна, тоже давали ему воду. Бассейн был довольно глубокий, почти в три четверти метра, и воды в нем набралось до краев.
Сняв трусы и побросав их кучкой на траву под акацией, мальчишки залезли в зеленовато черную воду и долго плескались в ней, пока самый зоркий и бдительный из них Толян Бубу не закричал:
– Атанда! Швабра!
Прячась за кустами, к бассейну подкрадывался высокий и тощий Вениамин Швабер, служивший в больнице завхозом.
Быстрее всех выскочил из воды Митька Кролик. На какую то долю секунды он опередил старого и тощего, но быстроногого Швабера, успел схватить весь ворох трусов и, прижав его к мокрому животу, побежал, петляя между деревьями.
Лысый Швабер, в роговых очках и новых желтых сандалиях, молча гнался за Митькой.
– Сачкуй!
– Митька! Давай!
– Дури его! Дури!
– Шва а бра! – орали мальчишки.
От охватившего их азарта мальчишки приплясывали и свистели, засунув мокрые пальцы в рот, совсем забыв о том, что они голые.
Неожиданно вильнув в сторону, Митька ловко обманул уже было настигшего его Швабера и припустил к мальчишкам. Выдохшийся Швабер замедлил бег, чтобы перевести дух и начать ругаться, но тут Митька, сам того не заметив, выронил чьи то трусы.
– Митька, упали! – крикнул зоркий Толян Бубу. Но было поздно: Швабер подобрал трусы.
Довольный удачей, завхоз вытер трусами свою покрасневшую лысину, потом, вдруг увидев, что это не носовой платок, плюнул, выругался и, круто повернувшись, зашагал к больничной бухгалтерии, яростно сжимая в потной ладони голубые сатиновые трусы.
Мальчишки надели трусы и теперь стояли в раздумье вокруг голого Митьки. Несправедлива жизнь: трусы Митька выронил свои собственные.
– Не отдаст Швабра! – сказал Толян.
– Голяком домой нельзя, – сказал Генка.
– Слышь, Мить, – робко тронул пострадавшего за руку самый маленький из мальчишек и самый слабый в их компании Федя Сморчок, – слышь, ты посиди пока в воде, а мы к Адаму сходим, попросим. А он Швабру попросит, а?
– Точняк! – поддержал Федю Толян.
– Айда!
– Он у него возьмет!
– Он возьмет! – воодушевленно загалдели мальчишки.
III
Подбежав к Адамовой сторожке, мальчишки остановились в нерешительности.
– Иди ты, Толян! – сказал Генка Кость.
– Мне нельзя. Я его больше всех дразнил раньше.
– Да, ты там больше! – запальчиво ответил Генка. – Боишься?
– Я – боюсь?! – коричневатые маленькие глаза Толяна сузились. – Смотри, получишь, пузан!
– Сам получишь, – неуверенно огрызнулся Генка, на всякий случай отходя за спину Феди Сморчка.
Толян Бубу был готов драться в любую минуту, его боялись все, кроме Митьки.
– Пусть Федька, Федька пусть идет!
– Федька, иди!
Застенчивый и боязливый Федька Сморчок потупился. Идти к Адаму ему совсем не хотелось.
– Иди! Иди! – подталкивали его в спину. |