Чудеса иногда случаются. И все-таки сегодня я боюсь встречи с ней.

Чтобы расписаться внизу и взять ключ, уходит лишь две минуты. И вот я с ощутимым трепетом вхожу в свое обиталище на первом этаже.

Саймон смеется, услышав мой громкий вздох.

– Радуешься, что никого пока нет?

Я вкатываю чемодан в одну из пустых спален и плюхаюсь на твердую, как камень, чудовищную оранжевую кушетку в гостиной. Саймон приносит из моей комнаты крутящийся стул, ставит его передо мной и садится.

– Почему ты так волнуешься?

Сложив руки на груди, я оглядываю бетонные стены.

– Я не волнуюсь. Она, наверное, хороший человек. Мы обязательно станем лучшими подругами, и она будет заплетать мне волосы, и мы, почти голые, будем драться подушками, а потом у нас начнется серьезный лесбийский роман…

Прищурившись, я смотрю на паутину в углу и подозреваю, что из яиц вот-вот вылупятся паучата и заполонят всю комнату.

– Элисон? – Саймон ждет, когда я повернусь к нему. – Это исключено. Ты не имеешь права стать лесбиянкой.

– Почему?

– Потому что тогда все скажут, что твой приемный отец-гей волшебным образом изменил твою ориентацию, начнутся пересуды, нам придется слушать рассуждения про природу и воспитание, и это будет о‐о‐очень скучно.

– Ты прав, – отвечаю я и жду, когда паучьи яйца посыплются с неба. – Значит, лучше предположить, что моя соседка просто нормальный приятный человек, с которым я не захочу вступать в сексуальные отношения.

– О да, – подтверждает Саймон. – Не сомневаюсь, она окажется славной девушкой. Сильные гуманитарные колледжи привлекают хороших студентов. Здесь отличные ребята.

Он пытается успокоить меня, но получается плохо.

– Конечно, – отвечаю я.

Мои пальцы касаются узловатой оранжевой ткани, которой обтянута кушетка, набитая, судя по всему, булыжниками.

– Саймон…

– Что, Элисон?

Я несколько раз перевожу дух, теребя нитки на этой ужасной кушетке.

– У нее, наверное, рога.

Он жмет плечами.

– Вряд ли.

Саймон делает паузу.

– Хотя…

– Хотя – что? – в ужасе спрашиваю я.

Долгое молчание, от которого я начинаю волноваться. Наконец Саймон медленно произносит:

– А вдруг у нее один рог.

Я вскидываю голову и смотрю на него.

Саймон всплескивает руками, явно пытаясь меня развеселить.

– Как у единорога! Боже мой! Твоя соседка может оказаться единорогом!

– Или носорогом, – замечаю я. – Жутким кровожадным зверем.

– Ты права, – подтверждает Саймон.

Я вздыхаю.

– С другой стороны, если мне вдруг захочется почесать спинку, вся кушетка к моим услугам. – Я прижимаюсь к грубой ткани и вскидываю руки, прежде чем Саймон успевает возразить. – Да, знаю. Я просто воплощенный позитив.

– Для меня это не новости. – Синие глаза Саймона встречаются с моими.

Лицо у него загорелое и обветренное (он целое лето провел под парусом, в море, у побережья Массачусетса), каштановые волосы выгорели в тех местах, где еще не сменились сединой. Нужно ездить с ним чаще. В следующем году, наверно в следующем году…

– По-моему, чесалка для спины – это настоящая роскошь, которую предоставляет тебе Эндрюс-колледж, – говорит он. – Наслаждайся.

Обводя взглядом бетонные стены, я принимаю решение дать неизвестной соседке шанс. Я заставлю себя быть открытой и дружелюбной.