Поясните мне, почему я должен помогать вам, а не другим?
– Собственно говоря, у меня нет аргументов, за исключением того, что моя партия самая влиятельная, многочисленная и сильная из всех. У нас есть все шансы стать новой властью в стране, а мы умеем помнить своих друзей. Многие ваши коллеги дальновидно помогают не кому-то одному, а всему революционному процессу. Вы ведь любите играть, господин Терещенко?
– О да… Я игрок и, говорят, неплохой.
– В забеге на ипподроме одна лошадь обязательно придет первой. И если вы ставите на всех лошадей, то в проигрыше не будете никогда. Вам понятна ассоциация?
– А вы, господин Ропщин, циник.
– Я реалист. Вы – богаты. Вы, как и мы, считаете, что самодержавие – зло для России. Я не думаю, что вы станете бомбистом, но уверен – как неравнодушный человек либеральных взглядов не останетесь в стороне от революции. Оставить след в истории одними деньгами невозможно, а мы – это ваша возможность расписаться на теле вечности.
– А вы еще и поэт…
– Я прозаик…
– Тысяча рублей в месяц. – сказал Терещенко, доставая чековую книжку. – Могу выписывать чек, могу переводить средства на указанный вами счет. Сумма не обсуждается.
– Щедрое предложение.
– Более чем.
– Сегодня предпочтительнее чек.
Мишель выписывает чек и передает его собеседнику.
– Благодарю.
– Так вы, Виктор Викторович, все-таки литератор? Или профессиональный революционер?
– Я, Михаил Иванович, сейчас работаю над романом. Большим романом. Но только тогда, когда не занят делом всей моей жизни – будущим России.
– Что ж… Как закончите книгу, пришлите экземпляр – любопытно будет прочитать.
– С удовольствием, Михаил Иванович. Разрешите откланяться?
Они пожимают друг другу руки.
В дверях Ропщин сталкивается с Дориком – Федором Федоровичем – кузеном Терещенко, раскланивается и выходит прочь.
– И кто этот «юноша бледный со взором горящим»? – спрашивает кузен.
– Литератор, мы познакомились на одной из суббот у Мережковских… Денег просил.
– Держу пари – он карбонарий! – говорит Дорик, падая на кожаную кушетку.
– Откуда ты знаешь? – улыбается Терещенко.
– Тут каждый второй карбонарий просит денег на русскую революцию… – морщится Дорик. – Папа говорит, что удобнее всего делать революцию из Парижа. Или из Швейцарии. Безопасно, климат прекрасный, кухня хорошая, вина превосходны. Опять-таки, сыр вкусный… Правда, жить на широкую ногу стоит немалых денег и их порой не хватает на революционную деятельность!
– И дядя дает?
– Наверное, дает, но не всем. К нему господа революционеры тоже ходят караванами – на всех не напасешься. Спроси его, он тебе ответит, как масон масону…
– Дорик! – восклицает с укоризной Терещенко.
– Секрет Полишинеля, – смеется Федор Федорович. – Все мало-мальски обеспеченные люди в этой стране состоят в масонских ложах. Мне повезло, я младший сын в семье, и меня туда никто не тащит. И слава Богу! Я совершенно не чувствую себя обделенным! К делу, Мишель! У меня сегодня самостоятельный полет. Поддержишь присутствием?
Аэродром – это громко сказано. Поле, несколько больших сараев, бочки с горючим в загородке.
Возле сарая на траве стоит странная конструкция, более похожая на изломанную этажерку, чем на самолет. Но это самолет, пусть и непривычной компоновки, но самолет. |