– Сколько их?

– У ворот – трое. Сколько еще в машине сидят – не знаю.

– Машину не пускай. Троих тоже не пускай – только двоих. Скажи – распоряжение босса. Сделай физиономию поглупее, таращи глаза и повторяй: «Масса сказал, два человек! Ничего не знай!»

– Не прокатит. Про «масса». – Пабло покосился на меня. – Вот если бы я был черный, да и то…

– Да что хочешь делай, но чтобы сюда вошли только двое. Только не калечь, нам еще с федами проблем не хватало. В гостиную их.

Пабло кивнул и пружинистым шагом пошел к воротам, а я отправился в гостиную – как был, в джинсах, клетчатой рубашке, кроссовках. Кстати, мне долго пришлось себя приучать не разуваться на пороге и не переобуваться в домашние тапочки. Американцы все-таки хорошенькие такие свинтусы – в чем на улице ходят, в том и по паркету шастают. Но раз уж я оказался здесь, в этом американском кубле, – надо принимать их правила. Ну в самом деле – не будешь же каждый раз требовать от гостей, чтобы они надевали тапки? И не от гостей – тоже. Лаура с Пабло постоянно перемещаются из сада в дом и наоборот. Они бы, конечно, меня поняли, когда бы я рассказал им о русских обычаях, но… В общем – ходим по дому как американцы. Типа свинячим.

Справедливости ради надо сказать, что грязи как таковой в дом мы не таскаем – дорожки выложены плиткой, а где не плитка – там щебенка из габбро. Или газончик, больше похожий на плотный зеленый ковер. Пачкаться по большому счету-то и негде. Если только Пабло, который ковыряется в клумбах и сажает всякие невидали, пачкается, но у него для того рабочие резиновые сапоги, оставляемые им в небольшой «бендешке» у гостевого дома, где живут они с Лаурой.

Проходя мимо кухни, где священнодействовала Лаура, втянул носом вкусный мясной дух и даже сглотнул слюни. Нет, хорошо, что мощная вытяжка на улицу! А то вот так сиди и целыми днями слюнями истекай! А как работать? В такой-то атмосфере? Опять же можно и язву желудка получить. Запросто, между прочим! Врачи еще в моем времени заметили, что если под офисом (рядом с офисом) находится какой-то «пахучий» пункт питания, запахи от которого проникают на рабочее место, то работники на этом самом месте начинают истекать слюной, и соответственно их мозг готовится к приему пищи, усиленно выделяя желудочный сок. А если пища не поступает в этот самый момент – что тогда делает желудочный сок, в миру слабый раствор соляной кислоты? Правильно! Он разъедает стенки желудка. Вот так и образуются язвы.

Интересно, что она там готовит? Иногда я сам заказываю, что-нибудь из русской кухни, которой я же ее и научил – готовить всегда умел и даже любил. А иногда она сама – что-нибудь из латиноамериканской кухни, острой и жгучей, как напалм. Для меня делает не очень острые блюда, хотя я и люблю острое – просто те латиносы, которые не могли есть свои жгучие штуки, вымерли как динозавры, оставив вместо себя племя людей, кажется, способных без вреда для здоровья есть раскаленное железо. Нет, до их уровня продвинутости я еще не дотянулся.

В гостиной горел камин, и его приятное тепло распространялось на всю комнату. Я сел в кресло сбоку от каминного зева, нащупал спрятанный в кресле «кольт 1911» и расслабился, вытянув ноги и прикрыв глаза. Идиллическая, наверное, картина – хозяин дома, эдакий новый Хемингуэй – сидит себе и обдумывает свои будущие гениальные нетленки.

Кстати сказать, к Хемингуэю я всегда относился неоднозначно. С одной стороны, я его бесконечно уважаю. Бурной жизни этого человека хватило бы на несколько, а то и на несколько десятков человеческих жизней. Он загонял себя туда, откуда могли выбраться совсем немногие счастливчики – например, в ту же самую Испанию, где он сидел в осажденном фашистами Мадриде и писал о том, что видел вокруг.