17 июня 1991 года на сессии Верховного Совета СССР выступил маршал Сергей Ахромеев, недавний начальник генштаба, которого Горбачев сделал своим советником:

— Наша страна насильственно, вопреки воле народов, выраженной на референдуме 17 марта сего года, расчленяется. Некоторые руководители республик, и в первую очередь Ельцин Борис Николаевич, на словах выступают за Союз, а на деле разрывают его на части. СССР распадается. И высшие органы власти или не хотят, или не могут предотвратить гибель нашего Отечества. В такой опасной обстановке наша страна находилась только в 1941–1945 годах. Но тогда Сталин сказал народу правду о нависшей смертельной опасности, и общими усилиями народа под руководством КПСС угроза гибели Отечества была преодолена. Президент СССР в настоящей обстановке бездействует, а Верховный Совет позволяет ему бездействовать, не желая замечать всего, что происходит вокруг.

Никогда раньше маршал, привыкший к военной дисциплине, не позволял себе критиковать верховного главнокомандующего. Это был сигнал. До путча оставалось всего два месяца. 17 июня и председатель КГБ Крючков выступил на закрытом заседании Верховного Совета СССР с пугающей речью.

Геннадий Бурбулис:

— Практически весь девяносто первый год был заряжен темой чрезвычайщины. Крючков официально с трибуны Верховного Совета говорил, как опасна говорливая демократизация. Они до последнего не понимали природу многотысячных митингов. Кому это дозволено? А почему мы на это спокойно смотрим? У них была какая-то, я бы сказал, экзистенциальная травма в восприятии событий тех месяцев.

Горбачев тоже промахнулся с вице. В декабре 1990 года на Съезде народных депутатов предстояло избрать вице-президента СССР.

У Георгия Шахназарова возникло неожиданное предложение:

— А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?

Михаил Сергеевич отрезал:

— Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.

Горбачев перебрал много кандидатур. Недавний секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев вызвал бы яростные протесты консерваторов. Министр иностранных дел Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе отпал, потому что в первый же день работы съезда сделал резкое заявление об уходе в отставку. От кандидатуры Нурсултана Абишевича Назарбаева, будущего президента Казахстана, Горбачев тоже отказался.

Возникли две новые фамилии: академик Евгений Максимович Примаков и Геннадий Иванович Янаев, к тому времени член политбюро и секретарь ЦК.

Бывший комсомольский функционер, веселый, компанейский человек, Янаев понравился Горбачеву и мгновенно взлетел на самый верх. Горбачев полагал, что сравнительно молодой Янаев, не примкнувший ни к левым, ни к правым, не встретит возражений у депутатов. Да и ему самому не доставит хлопот. Едва ли Горбачев хотел видеть на посту вице-президента самостоятельную и равноценную фигуру, с которой бы пришлось считаться.

Горбачев посоветовался с недавним членом политбюро Вадимом Андреевичем Медведевым.

— Янаев, — ответил Медведев, — возможно, будет вам помогать, но он не прибавит вам политического капитала. Я бы отдал предпочтение Примакову.

Михаил Сергеевич выбрал Янаева. Совершил ошибку. Назарбаев или Примаков не предали бы своего президента. Августовского путча бы не случилось, и, может быть, сохранился бы Советский Союз.

Горбачев неустанно призывал руководителей республик к терпению и здравому смыслу, к отказу от политической истерии. Накануне отъезда в отпуск откровенничал с Назарбаевым и Ельциным, фактически делил с ними власть.

А через несколько дней поделился с Черняевым впечатлениями:

— Ох, Толя, до чего же мелкая, пошлая, провинциальная публика. Что тот, что другой! Смотришь на них и думаешь — с кем, для кого?.