Меня передернуло. Я вспомнил свои ощущения, когда не особенно острый нож медленно, сантиметр за сантиметром резал мою плоть, и меня замутило.

- Да кто такой этот Мельников? – не выдержал Рожков, поворачиваясь к Володе.

- Виталий Мельников был моим братом, – медленно, почти по слогам ответил Володя. – Именно поэтому я заинтересовался «Берлогой».

- Боже мой, – закачался на стуле Раскевич. – Как это все нелепо звучит. Ну кто мог знать, что безработный сирота окажется родственником сотрудника Системы. Все рухнуло из-за такой банальной случайности.

Володя не стал поправлять Раскевича, а лишь кивнул Рожкову и отвернулся.

- Лев Давыдович, не хотите пояснить нам, где скрывается ваш племянник? Тот самый, который всем известен в игре, как Бранимир. И, кстати, как его настоящее имя?

- Василий, – почти прошептал Раскевич. – Не трогайте Василия. У мальчика и так была тяжелая жизнь.

- Где он? – с нажимом продолжил выяснение деталей Рожков.

- В первой комнате, капсула справа, – и он мотнул головой в сторону мониторов. – Крайняя камера как раз наведена на его оборудование.

Володя подошел ближе, пытаясь рассмотреть лицо человека на экране, а Рожков, тем временем, удовлетворенно кивнул и вновь повернулся к профессору.

- Куда вы планировали вывести деньги, Раскевич? И зачем? Что вас не устраивало в «Берлоге»?

- Василию понадобилась комплексная терапия. А я не хотел возвращать его в клинику, его бы там убили! – не торопясь, отвечал Раскевич. – Александр Сергеевич, я все вам расскажу, только не возвращайте Василия в обычную психиатрическую лечебницу. Там не лечат, там убивают людей!

- То есть вы выкрали своего племянника, чтобы лечить самостоятельно? – уточнил Рожков. – А деньги вам были нужны для персональной больницы? Так?

- Да так, – с вызовом ответил Раскевич. – Я знаю, что такое судебная психиатрия. Наши предки дали ей меткое название «Карательная». Вы хотели, чтобы я оставил своего мальчика на растерзание этим вандалам?

- Я вспомнил, – перебил вдруг Раскевича Володя. – Это Стенькин!

- Какой Стенькин? – удивился я. Судя по лицу Рожкова, ему эта фамилия тоже ничего не говорила.

- Ну как же, – всплеснул руками Володя. – Маньяк серийный, он лет пять назад во время пандемии «чесотки» вспорол своей жене живот кухонным ножиком, считал, что она ему вошек во время секса подсадила. Но, судя по всему, какой-то таракан в мозгах у него сидел, он сбежал и еще год по стране колесил, вспарывая женщинам утробу…

- Он не виноват! – взвизгнул Раскевич. – Его оболгали!

- Да-да-да, – примирительно поднял руки вверх Рожков. – Мы вам верим, Лев Давыдович. А кто все остальные ваши пациенты, лежащие в капсулах?

Плечи профессора поникли вниз, он помолчал немного, а затем вздохнул и глухо ответил, не отрывая глаз от пола:

- Это тоже пациенты с клиники. Я надеялся дать им новую жизнь, вылечить через виртуальность.

- Вы что, похитили их? – не поверил я. Раскевич открывался для меня с новых сторон. Представить себе пожилого человека, врача, доктора наук и академика, таскающим на загривке усыпленных больных. Нет, может быть, конечно, он их за руку выводил, уговорив перед этим, но мне почему-то представлялась именно такая картина – ночь, улица, фонарь…

- Я дал им шанс, – с вызовом посмотрел он меня, повысив голос. – Их лечением никто не хотел заниматься, они были обречены на забвение и доживание. Разве это жизнь, когда за окнами решетки и ты не можешь выйти в открытый мир? Я подарил новую жизнь в новом мире!

- Ну да, и пару коньков в придачу, – проворчал себе под нос Володя.