|
– Нечего, нечего. Комнату я сдала. Я же говорила, что, может, сдам. Жилец приезжает сегодня. Зачем, ты думаешь, я всю эту еду тащила? Хочу сготовить обед, скромный, но со вкусом – показать товар лицом. – Если дело в деньгах, то Крошка может... – Дело не в деньгах. Я сказала, что комната свободная, и он вселяется сегодня. Ну и бардак, Господи прости! Только утром тут все было убрано, как, как... – Крошка могла бы спать тут, на диване, – предложила Лотти, берясь за один из пакетов. – А где, интересно, мне спать? – А где ей спать? – Пусть бомжует! – Мама! – Пускай, пускай. Ей не привыкать, можешь не сомневаться. Все те ночи, что она где-то шлялась, не думаешь же ты, что она обязательно была в чьей-то постели. В канаве подзаборной – вот где ей место. И так уже полжизни там провалялась – туда ей и дорога. – Если Крошка хоть краем уха услышит... – Очень на это надеюсь. – Миссис Хансон шагнула к двери спальни и прокричала: – В канаве подзаборной! В канаве! – Мам, ну зачем ты... Смотри, что я придумала. Микки может сегодня поспать со мной, он и так все время ко мне просится, а Крошка займет его койку. Может, через день-два она снимет где-нибудь комнату, или в гостинице... Пожалуйста, сейчас только не надо сцен. Она совершенно не в себе. – А я что, в себе? Но она позволила себя уговорить – при условии, что Лотти разгребет бардак в гостиной. Миссис Хансон тем временем занялась обедом. Сначала десерт, потому что ему надо еще остыть. Сливочная земляничная гранола. Лен как-то обмолвился, что любил гранолу еще в Небраске, до детдома. Как только закипело, она высыпала в смесь пакетик “Джуси-фрут”, потом разлила в две стеклянные десертные чаши. Лотти досталось облизать кастрюлю. Потом они перенесли Крошку на Миккину кровать. Крошка мертвой хваткой вцепилась в подушку, которая была выделена для Лена; чем рисковать разбудить ее, миссис Хансон решила поискать другую подушку. Вилка оставила на плече крохотные дырочки, как четыре выдавленных прыщика, все в ряд. Рагу – инструкции прилагались на трех языках – можно было бы сготовить вообще в два счета; только миссис Хансон решила добавить мясо. Она купила восемь кубиков в “Стювесант-тауне” за три-двадцать – не так, чтобы по сходной цене, но когда это вообще говядина была но сходной цене? Кубики были расфасованы по четыре, темно-красные и скользкие от крови, но, проведя некоторое время на сковородке, покрылись аппетитной коричневой корочкой. Тем не менее, она решила добавить их в рагу в самый последний момент – чтобы аромат не развеялся. Чуть-чуть морковного салата с пастернаком и, для пикантности, с маленькой луковицей – это удалось раздобыть на свои законные р-фудстэмпы – вот, собственно, и все. Времени было семь часов. На кухню зашла Лотти и повела носом, курсом на жареные мясные кубики. – Ничего ж себе хлопоты. В смысле, расходы. – Первое впечатление самое главное. – И на сколько он? – Трудно сказать. Да не мучься ты так – возьми кубик. – Все равно еще много останется... – Лотти выбрала самый маленький кубик и осторожно откусила. – М-м. М-м-м! – Ты сегодня допоздна? – спросила миссис Хансон. Лотти махнула рукой (“Погоди, дожую”) и кивнула. – До скольки примерно? Зажмурившись, Лотти сглотнула. – Наверно, до утра, если там будет Хуан. Ли обещал его позвать. Спасибо. Очень оно было здорово. Лотти отчалила. Ампаро сунули что-то в зубы и отправили на крышу. Микки, приклеившийся к телику, был все равно что невидим. |
