— Но он честный, так?

— Да, я думаю, вы можете на него положиться.

Попрощавшись с ним, я начал искать имя Роберта Кемпбелла и телефонной книге Бруклина. Людей с таким именем было только двое. Набрав первый номер, я попросил к телефону Доротею.

— Это я, — ответил женский голос.

— Извините, ошибся, — сказал я, вешая трубку. Затем списал адрес:

«Восточная 21-я улица, 652» — и достал карту Бруклина и путеводитель по городу. Найдя нужный дом, вычертил карандашом маршрут, а когда пришел Билл, мы сели в машину и отправились туда.

Доротея Кемпбелл оказалась высокой плотной женщиной лет пятидесяти с седыми волосами; когда-то элегантная, а теперь опустившаяся — совсем как ее дом.

На ней был выцветший домашний халат, фартук и стоптанные шлепанцы. Она холодно посмотрела на нас, и мне пришло в голову, что она имеет полное право захлопнуть перед нами дверь. Но, скорее всего, она не привыкла так поступать.

— Здравствуйте, — приветливо сказал я. — Я Рэй Келли, а это мой брат Билл. Наш отец когда-то был адвокатом вашего брата.

— Моего брата? — ледяным тоном переспросила она. — Какого брата?

— Эдди Кэппа.

— У меня больше нет никакого брата, — покачала она головой и начала закрывать дверь.

— А у нас — отца.

Она застыла.

— Что вы имеете в виду?

— Он умер. В молодости он наделал кое-каких ошибок, но мы никогда от него не откажемся.

— Эдди Кэпп заставил меня пройти через ад! — сердито выпалила она, но это прозвучало как оправдание. Я молча ждал. Наконец она распахнула дверь и перестала сверлить меня взглядом. — Что ж, ладно, заходите. И говорите, что вам от меня нужно.

— Спасибо. — Мы вошли, и я закрыл за собой дверь.

Полутемная гостиная была заставлена старомодной мебелью, которой явно было слишком много для такой маленькой комнаты. Телевизор в металлическом корпусе в углу выглядел так, словно его оставили здесь по ошибке.

Мы сели на мягкий зеленый диван, а она — в кресло напротив нас.

— Миссис Кемпбелл, вы знали Уилларда Келли, адвоката вашего брата? начал я. — Говорят, что Билл очень похож на него.

— Я на восемь лет моложе моего брата, — сказала она. — Впрочем, даже если бы мы и были ровесниками, то общались бы с совершенно разными людьми. Я никогда не имела никаких дел с его дружками.

— Видите ли, отец вовсе не был его дружком. Он был его адвокатом.

Она упрямо покачала головой, видимо, вовсе не собираясь вспоминать 1940 год. Я пожал плечами. На мой взгляд, если уж ей и надо было скрывать какие-то факты из своей жизни, то, во всяком случае, не те, которые могли нас заинтересовать.

— Вы не в курсе, Эдди уже вышел?

— Его выпускают пятнадцатого сентября.

— Откуда вы знаете?

— Он прислал мне письмо, но я его выбросила. Мне все равно, что с ним будет. Пусть хоть сгниет в своей тюрьме, мне до него нет дела. Мне не нужны его грязные деньги.

— Он предложил вам деньги?

— Мне не нужна его жалость. Человек просидел двадцать два года в тюрьме, и у него хватает наглости меня жалеть! — Внезапно она вспомнила, что разоткровенничалась в присутствии незнакомых людей, и тут же замолчала.

— Он все еще в Даннеморе?

— Откуда мне знать, кто вы такие? — вызывающе спросила она.