В воскресенье он обедал у Фогелей, но не сказал им, что лишился места. Был не по времени жаркий весенний день. Он все утро пробродил по городу с головной болью – накануне они с Гендриксом сильно накачались. В парках на клумбах зацветали крокусы и гиацинты, в палисадниках набухали почки. Он не знал, что ему с собой делать. За квартиру было не плачено уже вторую неделю, учиться он не учился, девушки знакомой у него не было, и на душе было так скверно, что впору послать все к черту и наняться в солдаты, на мексиканскую границу. Голова у него трещала, и он с трудом волочил ноги, измученный непривычной жарой. Щегольски одетые мужчины и женщины проезжали мимо в дорогих машинах. Подросток промчался на красном мотоцикле. Вот хорошо бы набрать монет, купить мотоцикл и отправиться на нем куда глаза глядят. Вчера он пробовал было уговорить Гендрикса махнуть с ним на юг, но Гендрикс сказал, что связался с одной девчонкой, прелесть что за девка, есть теперь у кого погреться ночью, уезжать он сейчас не намерен. «Ну и черт с ними со всеми, – подумал Чарли, – а я хочу свет поглядеть».

У него был такой угнетенный вид, что, когда он вошел в гараж, Джим спросил:

– Что случилось, Чарли?

– А, ничего, – отмахнулся Чарли и стал помогать Джиму чистить карбюратор грузовика, с которым тот возился. Шофер, еще молодой загорелый парень с коротко остриженными черными волосами, с первого взгляда понравился Чарли. Он собирался на другой день везти в Милуоки груз мебели и искал подручного.

– Возьмите меня, – предложил Чарли. Шофер замялся.

– Это мой брат, Фред, он подойдет… Но только как же твоя служба?

Чарли покраснел.

– Я взял расчет.

– Ладно, – сказал шофер, – пойдем поговорим с хозяином. Возьмет хозяин, возьму и я.

На рассвете они уже выехали из города. Чарли неприятно было уезжать, не расплатившись с хозяйкой, но он утешал себя тем, что оставил ей на столе записку с обещанием выслать долг, как только получит работу. Хорошо было смотреть, как уходили назад, в сероватую дымку холодного рассвета и город, и фабрики, и элеваторы. Дорога шла по берегу реки, обходя крутые обрывы, и грузовик с ревом плюхался в лужи по разъезженным колеям. Было холодно, хотя как только выглядывало из-за облаков солнце, сейчас же начинало припекать. Им с Фредом приходилось вопить во весь голос, чтобы перекричать рев мотора, но они все-таки пытались рассказывать друг другу анекдоты или болтать о разных пустяках. Ночь они провели в Ла-Кроссе.

Они добрались до закусочной как раз к самому закрытию и едва успели заказать бифштексы. Чарли показалось, что он приглянулся официантке, которая сказала, что родом она из Омахи и что зовут ее Эллен. Ей было под тридцать, под глазами темные круги, и Чарли подумал, что, должно быть, она не из недотрог. Он проболтался в закусочной до самого закрытия, а потом пошел провожать ее, и они прошли вдоль реки, и ветер был теплый, и с лесопилки шел свежий запах, и молодой месяц светил из-за пушистых барашков, и они сидели на пробившейся траве в тени штабелей свеженапиленного леса. Она уронила голову ему на плечо и называла его «милый мальчик».

Когда он вернулся к грузовику, Фред, закутавшись в одеяло, спал на брезенте, укрывавшем груз. Чарли лег рядом и съежился под пальто. Он скоро промерз, и спать на ящиках было жестко и неудобно, он устал, обветренное лицо горело, и он крепко заснул.

Они пустились в путь еще до рассвета.

Фред первым долгом спросил его:

– Ну как, обладил дельце?

Чарли засмеялся и кивнул головой.