Почти всех основных персонажей «42 параллели» сопровождает лейтмотивная черта или фраза: голубые глаза и мальчишеская улыбка Мурхауза, любимая поговорка дяди Тима: «Не человек виноват, а система», его напутствие: «Смотри, не продайся сукиному отродью», сопровождающее Мака на протяжении всей книги. Недоуменная растерянность Чарли Андерсона, «не знающего, что с собой делать», в ожидании, пока все вокруг «полетит вверх тормашками». Нудное хныканье отца Мака: «Я чувствую себя побитой дворнягой», которое еще раз возникает в сознании обманутого Чарли Андерсона, как лейтмотивное ощущение маленького угнетенного человека.

Второй план – это портреты. Подчеркивая реальность и жизненность художественного вымысла, рядом с вымышленными героями становятся девять всем известных в Америке исторических героев, девять «властителей дум», людей-стандартов. Памятники дельцам (стандарт для Мурхауза) поданы так, что иной портрет (например, Брайана, Карнеги) становится памфлетом, разоблачает репутации, срывает окутывающий их покров иллюзий и лжи. С другой стороны, портреты Дебса и Лафоллета идеализированы. Дос Пассос как бы смотрит на них глазами того «маленького человека» – Мака, Чарли Андерсона, интересы которого они защищают. Наконец, Большой Билл, оставаясь образцом для Мака, в то же время герой основного повествования; биография Большого Билла подкрепляет фактами и комментирует его живой облик, данный в сцене голдфилдского митинга.

Насколько продуманы выбор и расположение всех девяти портретов, показывают следующие беглые сопоставления:

– Дядя Тим учит Мака азбуке расплывчатого социализма – и где-то рядом фигура Дебса;

– Мак тянется к учебе – и рядом силуэт гениального самоучки Бербанка;

– Мака увлекает революционная волна – и на самом гребне ее портрет Большого Билла;

– Мурхауз упорно расчищает себе место под солнцем – и вот в зеркале портретов Брайана и Кейта показана жизнь карьериста и жизнь дельца и как предостережение – электрическая кобыла, обезьяний процесс и тревожный взгляд Кейта;

– Мурхауз добился своего: работая над укреплением мира в промышленности, он работает на завтрашнюю войну, – и рядом портрет Карнеги разоблачает всю внутреннюю лживость этого стального короля, на доходы с кровавых заводов Хемстеда, на военные сверхприбыли насаждающего науку и мир «всегда, но только не во время войны»;

– Мурхауз стал видным приказчиком капитала, его цель – добиться сотрудничества всех сил нации для ведения войны, которая уже стала фактом, – и вот портреты Эдисона и Штейнмеца показывают науку на службе капитала;

– Одурманенные и одураченные чарли андерсоны едут пушечным мясом на фронт, – а за их спиною остается упрямая, негнущаяся и слепая в своем честном упорстве фигура Лафоллета, который разоблачает обман и угар милитаризма.

Для каждого из этих портретов Дос Пассос находит свою манеру и тон: обстоятельность для Эдисона; жалостливое сочувствие к честным мечтателям Дебсу и Лафоллету; чисто стихотворная, ритмическая чеканка портрета Карнеги, завершенного убийственной концовкой; теплые, товарищеские интонации для Большого Билла и Бербанка; бичующая ирония для Брайана – все это служит как для внутренней характеристики изображаемых лиц, так и для уяснения общего замысла книги.

В своей трилогии Дос Пассос хочет дать своего рода калейдоскопическую летопись Америки начала XX века, и вот, разрушая оставшиеся грани между действительностью и выдумкой, подают свой голос Новости дня: газетная сенсация – властитель если не дум, то инстинктов, импульсов среднего американца.