– Ну его, пойдем отсюда.

На свежем воздухе их разожгло.

– А чтоб им всем сдохнуть. Мак, сегодня же прочь отсюда… Скверно, брат, попадать в город, где жил мальчишкой… Сейчас пойдут встречаться все ребята, которых знавал, и все девчонки, за которыми бегал… Эх, вот всегда-то мне так… Словно назло.

В закусочной возле товарной станции они раздобыли на пятнадцать центов сосисок, картофеля, бутербродов и кофе. А после покупки папирос у них оставалось восемь долларов семьдесят пять центов.

– Э, да мы богачи, – сказал Мак. – Ну а теперь куда?

– Подожди минутку. Я наведаюсь на товарную станцию. Там раньше служил один мой приятель.

Мак слонялся вокруг фонарного столба на перекрестке, курил папиросу и ждал. Ветер стих, и стало теплей. Где-то в лужах среди товарных путей – пи-ип, пи-ип, пи-ип – завели свою песню жабы. С холма доносилась музыка. На товарных путях слышалось тяжелое пыхтенье паровоза, лязг буферов и певучий скрежет колес маневрирующих вагонов.

Вскоре из темноты раздался свист Айка. Мак перебежал к нему на неосвещенный тротуар.

– Вот что, Мак, надо спешить. Я его нашел. Он отопрет нам товарный вагон, который идет на Запад. Он говорит, что, если нас не вышибут, поезд доставит нас до самого моря.

– Да, но как же быть с едой, если он запрет нас в вагоне?

– Будем сыты до отвала… Можешь быть спокоен.

– Но, Айк…

– Заткни плевательницу, слышишь… Что ты хочешь – раззвонить об этом на весь город?

Они на цыпочках пробирались в темноте между двумя товарными составами. Потом Айк нашел полуоткрытую дверь и вскарабкался в вагон. Мак взобрался следом, и они тихонько задвинули за собой дверь.

– Ну, теперь остается только спать, – прошептал Айк в самое ухо Маку. – Мой приятель сказал, что сегодня по станции не будет дежурства шпиков.

В дальнем углу вагона они накидали сена из лопнувшего тюка. Весь вагон пропах сеном.

– А ведь здорово, Мак, – прошептал Айк.

– Что и говорить, Айк, знатно.

Немного погодя поезд тронулся, и они растянулись друг возле дружки на раскиданном сене. Сквозь щели в полу пробивался холодный ночной ветер. Спали они беспокойно. Поезд трогался, останавливался, и опять трогался, и маневрировал взад и вперед по путям, и колеса стучали и гремели им в ухо и грохотали на стрелках. К утру они пригрелись и уснули, и тонкий пласт сена у них под боком стал мягким и теплым. У них не было часов, а день был пасмурный, и они не могли сообразить, в котором часу проснулись. Айк слегка приоткрыл дверь и выглянул: поезд мчался по широкой долине, до краев затопленной, словно водой в половодье, зеленой рябью подросшей пшеницы. Время от времени вдалеке возникали островки деревьев. На каждой остановке высились плечистые слепые громады элеваторов.

– Это, должно быть, Ред-Ривер, но только куда это они нас, черти, везут? – сказал Айк.

– Теперь выпить бы по кружке кофе, – сказал Мак.

– Всласть напьемся в Сиэтле, Мак, будь покоен. Они снова уснули и проснулись одеревеневшие и с

пересохшей от жажды глоткой. Поезд остановился. Кругом все было тихо. Они лежали на спине, потягиваясь и прислушиваясь.

– А, черт, и куда это нас завезли?

Наконец они услыхали, как на путях захрустел под ногами шлак и кто-то стал проверять засовы вагонов. Они лежали тихо, так что слышно было, как колотится сердце.