Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролет и встречаю восход солнца.
Некоторое время они шли молча. Потом она сказала задумчиво:
- Знаете, я совсем вас не боюсь.
- А почему вы должны меня бояться? - удивленно спросил он.
- Многие боятся вас. Я хочу сказать, боятся пожарников. Но ведь вы, в конце концов, такой же человек...
В ее глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он увидел свое отражение, темное и крохотное, но до мельчайших подробностей точное даже складки у рта, - как будто ее глаза были двумя волшебными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Ее лицо, обращенное теперь к нему, казалось хрупким, матово-белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как-то раз, когда он был ребенком, погасло электричество, и его мать отыскала и зажгла последнюю свечу. Этот короткий час, пока горела свеча, был часом чудесных открытий: мир изменился, пространство перестало быть огромным и уютно сомкнулось вокруг них. Мать и сын сидели вдвоем, странно преображенные, искренне желая, чтобы электричество не включалось как можно дольше. Вдруг Кларисса сказала:
- Можно спросить вас?.. Вы давно работаете пожарником?
- С тех пор как мне исполнилось двадцать. Вот уже десять лет.
- А вы когда-нибудь читаете книги, которые сжигаете?
Он рассмеялся.
- Это карается законом.
- Да-а... Конечно.
- Это неплохая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду Уитмена, в пятницу - Фолкнера. Сжигать в пепел, затем сжечь даже пепел.
Таков наш профессиональный девиз.
Они прошли еще немного. Вдруг девушка спросила:
- Правда ли, что когда-то, давно, пожарники тушили пожары, а не разжигали их?
- Нет. Дома всегда были несгораемыми. Поверьте моему слову.
- Странно. Я слыхала, что было время, когда дома загорались сами собой, от какой-нибудь неосторожности. И тогда пожарные были нужны, чтобы тушить огонь.
Он рассмеялся. Девушка быстро вскинула на него глаза.
- Почему вы смеетесь?
- Не знаю. - Он снова засмеялся, но вдруг умолк. - А что?
- Вы смеетесь, хотя я не сказала ничего смешного. И вы на все отвечаете сразу. Вы совсем не задумываетесь над тем, что я спросила. Монтэг остановился.
- А вы и правда очень странная, - сказал он, разглядывая ее. - У вас как будто совсем нет уважения к собеседнику!
- Я не хотела вас обидеть. Должно быть, я просто чересчур люблю приглядываться к людям.
- А это вам разве ничего не говорит? - Он легонько похлопал пальцами по цифре 451 на рукаве своей угольно-черной куртки.
- Говорит, - прошептала она, ускоряя шаги. - Скажите, вы когда-нибудь обращали внимание, как вон там, по бульварам, мчатся ракетные автомобили?
- Меняете тему разговора?
- Мне иногда кажется, что те, кто на них ездит, просто не знают, что такое трава или цветы. Они ведь никогда их не видят иначе, как на большой скорости, - продолжала она. - Покажите им зеленое пятно, и они скажут: ага, это трава! Покажите розовое - они скажут: а, это розарий! Белые пятна дома, коричневые - коровы. |