Подойдя к шкафу, Ник достал папку и протянул ее Бобу.

В ней были протоколы о вскрытиях людей, погибших от меча, и фотографии с мест преступления. На столах в прозекторской лежали обнаженные трупы с овальными отверстиями размером с бейсбольный мяч, разглядеть которые иногда удавалось с трудом, потому что рассеченная кожа была не белая, а чаще покрытая красными, черными и зелеными пятнами, причем объяснялось это не заболеванием, как первоначально подумал Боб, а обильной татуировкой. Но раны были хорошо видны, когда взгляд фокусировался на них, выделяя их среди извергающих пламя драконов, волчьих пастей и иероглифов. Воистину это был настоящий жуткий праздник мясника: кровь вытекла, открывая слои рассеченных тканей. Разрезы были огромными, глубокими, незаживающими — в считанные мгновения человеческое тело теряло через них всю внутреннюю жидкость. Затем шли сделанные на месте снимки убитых представителей преступного мира, причем в первую очередь бросались в глаза не черные костюмы и лакированные ботинки, не непроницаемые зеркальные очки и не скрюченные позы трупов, не отрубленные конечности и рассеченные головы, а кровь, лужи, озера, моря крови. Каждый труп возвышался островом посреди красного моря, растекающегося повсюду, разлившегося атласным блеском, словно по высочайшему разрешению какого-то безумного правителя.

— Этот Кондо Исами появился на сцене лет пять назад. У некоего мелкого босса по имени Отани возникли кое-какие неприятности с китайцами, содержавшими заведение в Кабукичо. Ему здорово досталось от одного из них. Под «здорово досталось» надо понимать «его страшно порезали». Кондо Исами представился Отани, прислав ему визитную карточку и отрубленную голову. Это возымело действие. По мере возвышения Отани вверх поднимался и Кондо, продолжая специализироваться на невозможном, на деликатном, на невыполнимом. Судя по всему, в отличие от большинства членов якудзы у него нет татуировок. Он должен выглядеть безукоризненно, поскольку ему приходится появляться в обществе. И все же тут есть много странного. Большинство людей не видели его лица. Кондо предпринимает большие усилия, чтобы не показывать свое лицо определенным людям, — тут речь идет и о масках, и о специальном освещении. С другой стороны, по слухам, кое с кем он встречается запросто. Ходит по клубам, на танцы. Внезапно без каких-либо видимых причин ему становится наплевать на то, что его увидят. Ну как это все можно объяснить, черт побери?

— Иногда он стесняется, а иногда нет. Быть может, все дело именно в этом.

— Да нет, тут кроется нечто большее. Этот тип совсем не прост. Он блестяще владеет мечом. Ему удалось достичь той самой совершенной техники, которой обладали такие легендарные самураи, как Мусаси и Ягуи.[20] Конечно, его ребятам до него далеко, однако внутренняя дисциплина у них железная. Лишь однажды полиции удалось схватить одного из синсэнгуми, но он совершил вилкой харакири прямо в полицейском застенке, прежде чем его успели допросить. Он оказался членом одной из уличных банд, которого Кондо, видимо, заприметил, взял к себе, обучил и вышколил. Его обнаружили плавающим в собственной крови с улыбкой на лице. Кондо и его ребята специализируются исключительно на сложных задачах. Они отличаются крайней жестокостью. Ходят слухи, что какие-то китайские бандиты задумали выступить против босса Отани, так синсэнгуми разобрались с ними секунд за тридцать в одной гостинице в Киото, где китайцы собрались, чтобы отдохнуть и набраться сил.