И вот на фоне всего этого безобразия и культурологической неопределенности, в состоянии потерянности и катастрофического несоответствия своей внутренней структуры внешней среде (социально психологической, разумеется) живет и пытается быть счастливым человек – постсоветский и новороссийский. Так возможно ли для него счастье?

Как, например, он ощущает сейчас семью и брак? Что это для него теперь? Это для него то же самое, что было двадцать или, например, сорок лет тому назад? Нет, конечно. Мой папа, например, когда делал предложение маме, выразился следующим образом: «Как ты насчет того, чтобы создать новую ячейку общества?» Разумеется, это только оборот речи, кажется, что простая формальность. Но давайте задумаемся, что за ним – за этим «оборотом» – стоит? Совершенно особое отношение не только к себе и партнеру, но прежде всего к обществу, которое конституирует эту связь между мужчиной и женщиной. Общество не только узаконивает их связь официальной регистрацией брака, но и определяет роль и место появившейся «ячейки» в своей структуре, присваивая ей определенные права, обязанности, статус, ответственность и так далее. Причем не общество это делает. Это делают сами люди, движимые тем императивом, который в них это общество укоренило.

А что сейчас такое – «брак»? Мы его «для кого то» заключаем? Или уже только для самих себя? Только для самих себя. Современный мужчина, надумавший наконец вступить в брак, решает это для самого себя. Современная женщина, получившая наконец заветное приглашение, решает это для самой себя. Общество и государство лишь формально фиксируют их отношения. Точнее, молодожены не воспринимают больше свое решение как «социальный акт». Заключение брака стало для людей теперь личным актом, личным выбором, личным событием, фактом, как говорится, личной биографии. А потому с такой легкостью и в таких безумных количествах происходят разводы, процветают внебрачные связи, пышным цветом растет двоеженство (когда мужчина живет на две семьи).

О новых форматах и проблемах современной российской семьи у нас с Андреем еще разгорится жаркая дискуссия на страницах другой книги – «Психология большого города». И не во всем мы сойдемся во мнениях.

Брак настолько перестал быть существенным социальным институтом, что даже формат «любовницы», «любовника» вышел из употребления. Люди не говорят сейчас: «У меня появилась любовница», «Я тайно встречаюсь с любовником». Нет, они говорят: «Я встречаюсь с женатым мужчиной», «Моя партнерша официально замужем». В период моей работы на кризисном отделении Клиники неврозов им. И.П. Павлова чуть не в половине случаев в графе «семейное положение» амбулаторной карты значилось – «формально замужем». Попытайся здраво кому нибудь объяснить, что это значит – «формально замужем»… Ничего ведь не получится.

«Любовницы» и «любовники» были всегда, но был и «брак». Поэтому, даже если на каком-то уровне существование любовницы (любовника) обществом допускалось, брак все равно стоял превыше всего и определял роли участников соответствующей драмы. А потому измена была событием, неким актом. Так что в процессе измены психологически, вольно или невольно, страдали обе стороны – и изменяющая, и та, которой изменяли. И это, безусловно, было фактором, психологически скрепляющим брак, делающим для конкретного человека «добросовестное» пребывание в браке более психологически ценным, более позитивным явлением. А сейчас – нет. Страдает только тот, кто оказался выброшен на обочину, – страдает, терпит, боится сопротивляться происходящему, смиряется.