Тосковать о том, кого любишь, много легче, нежели жить с тем, кого ненавидишь.

А вот с мужчинами все иначе. Они ведь как архитектурные конструкции, выстроенные по единому проекту: сломается одна несущая стенка — и привет, поминай как звали! Мужчина — это система; не сумма, не совокупность, не набор правил и установок, а именно система, где каждый элемент, каждая точка, каждый штрих неслучаен. Женщине непонятно, почему из-за какой-то, на ее взгляд, «мелочи» мужчина готов пойти на огромные жертвы, почему такая вот «мелочь» может стать для него самым главным, самым важным, целью всей жизни. И если эта «мелочь» дает сбой, то вопрос со смыслом жизни выходит на поверхность и решается в два счета: «Нет смысла в жизни! Нет!»

Если же у женщины есть дети, если у нее есть семья, работа, хотя бы что-то из этого перечня, то вопроса о смысле своей жизни она не поднимает. Впрочем, поскольку она всегда занята делом, а у женщин с насущными делами всегда все в порядке (это мужчины находятся в состоянии беспрестанного поиска «дела»), ей просто некогда задаваться подобными глупыми и бессмысленными вопросами. Ее жизнестойкость продиктована свойственной ей душевной организацией, наличием у нее собственного «внутреннего пространства», благодаря которому она никогда не чувствует себя одинокой, по-настоящему одинокой. Ее «внутреннее пространство» — это ее всегдашний собеседник. А у мужчины просто нет такого собеседника, он сообщается с пустотой, которая ощущается им именно как пустота.

«Смысл жизни» — это сугубо мужская проблема. И женщина не способна прочувствовать, ощутить глубину той трагедии, которая снедает мужскую душу. Временами трагедия собственного одиночества, своей противопоставленности миру открывается обезумевшему от страха взору мужчины, подобно зловещей пропасти; она гложет его душу с тем же отменным аппетитом и равнодушием, с каким орел выклевывает печень прикованного к скале Прометея.

Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя.

Преодолеть боль от постоянной внутренней расщепленности, о которой с такой тоской пишут бесчисленные философы-мужчины, невозможно. Мужчина стремится обрести внутреннюю гармонию, потому что он ее не имеет. Здесь, в этом пункте, следует искать основание неуемной, самоотверженной творческой активности мужчин, которая есть не более чем бегство от ужаса «остановки», «утраты перспективы», «паралича жизни». Но что бы они ни делали — их мир все равно разделен, и потому в душе каждого мужчины живет желание разорвать эти путы, и потому каждый мужчина — это воин в сражении, заранее обреченном на поражение, так как цель его — «обретение смысла жизни» — недостижима. Мужчина — это воин и герой, он Эдип и Гильгамеш, Моисей и Парис, Персей и Иисус. На его пути скалы и рифы, его курс, возможно, проложен неверно, его подстерегают сирены и синие врата Симплегад, но он идет, он превозмогает собственное одиночество, и он, конечно, эгоистичен, но это, право, совершеннейшая ерунда в сравнении с тем, какие горести выпали на его долю.

Я пишу здесь об этом, конечно, с долей иронии, однако хочу, чтобы все-таки это было воспринято моими читательницами серьезно. Какая разница, из-за чего убивается человек — из-за «ерунды» или по «важному делу»? Если он убивается, то повод уже не имеет никакого значения.