– Ах, детство, хваленый возраст, – пробурчал Калак, предвидя тот миг, когда товарищи по несчастью начнут у него оспаривать каменную воронку, и опасаясь за свои брюки. – Ну конечно, твоя толстуха лопает салями в каком‑нибудь углу, совершенно забыв о нашей репутации, черт подери. Лучше нам как‑нибудь пройти до берега вброд, а там обсушиться в деревенском кафе, насколько я помню, у них есть ром, весьма рекомендуемый потерпевшим кораблекрушение.

– Ты с ума сошел, – возмущенно сказал Поланко. – Отсюда до берега по меньшей мере пять метров, не станешь же ты требовать, чтобы мы их прошли пешком. А гидры, а пиявки, а подводные ямы? Он, видно, думает, что я – капитан Кусто.

– Во всем виноваты вы, дон, – сказал мой сосед. – Нам так хорошо было среди цветов, и надо же было усложнять нам жизнь твоей чудо‑турбиной. Вот и сидим посреди пруда с его грозными приливами, в жизни не слыхал о подобном явлении. Надо было послать сообщение в адмиралтейство, а вдруг нас за это вычеркнут из черного списка, и мы когда‑нибудь сможем вернуться в этот паб на Чансери‑Лейн, куда ходили с Маррастом.

– Мне что‑то уже неохота возвращаться в Лондон, – сказал Калак.

– И ты прав, там такая сырость. Но, раз уж об этом заговорили, не кажется ли вам странным такое нашествие женщин в наш фаланстер? Николь, эта еще куда ни шло, бедняжку можно даже не считать, мы ее почти не видели из‑за ее гномов и прочих дел. Но вдруг появляются две другие, и не проходит и трех дней, как они и инспектор Каррузерс делают жизнь там невыносимой – одни своим приездом, другой тем, что хочет нас выдворить – ну разве это жизнь?

– Если подумать, – сказал Поланко, – то Телль приехала очень кстати, она взяла на себя заботу о Николь и в своей обычной бурной манере вытащила ее из ямы. Ведь надо признать, что из нас никудышные baby‑sitters, как говорят у нас в Челси.

– Согласен. Но что ты скажешь о другой? Ей‑то за каким дьяволом понадобилось приезжать в Лондон? Это было точно как заговор, братья мои, они сыпались на нас со всех сторон, как собаки из космоса.

– О, Селия, это понятно, – равнодушно сказал мой сосед, – в ее возрасте легко ездить туда‑сюда, она приехала не ради нас, а может, просто по привычке, приехала посоветоваться. Хорошо бы узнать, что с нею случилось, надо спросить у лютниста, уж он‑то наверняка обо всем информирован. А теперь скажите: видите ли вы то, что я вижу, или это уже начались обычные в таких обстоятельствах галлюцинации?

– Такой бюст не может быть галлюцинацией, – сказал Калак. – Эта толстуха в своем платье‑сафари смахивает на Стэнли.

– Ну, что я вам говорил? – просиял от восторга Поланко. – Моя Зезетта!

– Вы, дон, вместо того чтобы похваляться интимными прозвищами, лучше бы крикнули ей, что вы доктор Ливингстон, пока она не передумала, – посоветовал мой сосед. – Че, глядите‑ка, они тащат веревку и что‑то вроде лохани, спасательная операция люкс. Help! Help! [85]

– Ты что, не соображаешь, она же английского не понимает, – сказал Поланко.