Шум вертолётных турбин и стрёкот лопастей. Кажется это к нам…

Вертушка, заложив вираж над лагерем, рухнула камнем на посадочную площадку. Передняя стойка шасси прогнулась от удара, но выдержала и не сломалась… Тут же, не дожидаясь когда остановится лопасти, к ней бросились медики, пожарные и другие…

И было от чего – из распахнутого люка вылез, едва покачнувшись при встрече с землёй, один из разведчиков. Левая рука, перебинтованная от запястья до шеи окровавленным бинтом, затем подбежавшие стали принимать носилки.

Где-то это уже было… Сидящие на земле у палаток, перед носилками с телами товарищей, бойцы… К которым никто не решался подойти.

Забирая лежавшие в десантном отсеке вертушки вещи спецназовцев, я увидел, что пол сплошь залит ещё не засохшей кровью, усеян окровавленными бинтами, упаковками препаратов и грязью.

– Что встал, помоги смыть, – борттехник спокойно прошёлся по лужам крови и полез в потроха вертолёта. – Ведро вон, в хвосте.

Вечером нас перебросили ближе к линии фронта.

Представьте что в вашей памяти всплывает старая фотография… Ещё чёрно-белая… С затейливо вырезанными краями.

На том снимке ребята с нашего двора…

Верхний ряд – ребята постарше, но всё равно стоят на ступеньке подъезда.

Нижний рад – мелкие. В том числе и я. Зима… Мы все по-детски чисто и искренне улыбаемся в объектив, ожидая, когда же вылетит птичка. Мы живём в своём мире, который понятен только нам – детям, где палка – это меч, сделанный на коленке самострел – грозная винтовка, а горка – это замок, который надо штурмовать взбегая по ней, чтобы получить пинка от злого дракона и съехать вниз.

Верхний ряд… Женя – где же ты? Куда ты уехал… Без тебя трудно биться с врагом. Олег? Выходи же, наконец, вспомним, как ты разбил стекло в доме напротив…Стас – соня, хватит спать… Справа – Сашка «Сексафон»… Сколько мы с тобой смастерили рогаток и самострелов… Слева – Сашка «Прима» – вынеси нам Колу… Мы же знаем что у тебя есть в холодильнике всегда полторашка есть!

Жизнь… Ты раскидала нас… Погиб в автокатастрофе Олег. Женя… До сих пор сидит, отбывает десятилетку за убийство и выйдет совсем стариком – здоровье. Стас просто пропал на просторах России – то слухи загоняют его в Магадан, то в Калининград. Сексафон – сейчас где-то под Москвой… Увы, мы с ним теперь не друзья, хотя я не знаю почему мы перестали ими быть… А Прима… Прима еле выжил при покушении на его отца и был спешно увезён матерью куда-то в Польшу, к родне.

И теперь же он стоял передо мной…

Командир отряда договорился с командованием и нас после очередных занятий по тактике, где нас старательно топили в болоте, закинули в грузовик и повезли на аэродром – отрабатывать высадку с вертолётов.

Так как все белорусские и российские борты были загружены заявками, нас ожидал сюрприз – четыре американских вертолёта и небольшой контингент американских войск.

Их уже убирали в тыл, интернируя, дабы не провоцировать конфликт САСШ и Германии. Но сейчас от них не требовалось вылетать на линию фронта – просто быть учебным транспортом.

Приму я узнал. И не поверил глазам своим… Он почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня…

Я точно знаю, что всплыло в его голове – эта старая, чёрно – белая фотография.

У нас было всего пятнадцать минут… Пятнадцать минут до вылета и так много всего, что нужно успеть рассказать: про себя, про друзей, про жизнь в Бурятии и в Арканзасе, про школу, про спорт и про жизнь у меня и у него.

Я видел его замотанную в бинты шею – пуля снайпера пробила ее, но оставила в живых.