— Я небогатый человек, — с грустным вздохом сказал старик, — и, к сожалению, я неправильно оценил свои возможности. Мне сложно платить тебе каждый день по две монетки, а каждому ребенку по одной монетке в день. Теперь за то, что вы будете играть и шуметь под моими окнами, я буду платить каждому из вас по одной монетке в две недели.

— Но это нечестно! — возмутился мальчик. — Мы договаривались совсем о другом!

— Увы! — развел руками старик. — Ничего иного я предложить не могу.

— В таком случае можете позабыть о нас! — воскликнул мальчик. — Больше мы никогда не будем играть рядом с вашим домом!

Дети ушли и, как и обещал их лидер, больше не возвращались. Теперь старик мог наслаждаться долгожданной тишиной и покоем.

В данном случае психологическая ловушка, расставленная стариком, основывалась на расчете на то, что дети попадутся в три внутренние ловушки: ловушку мнимого принуждения, ловушку обидчивости и ловушку стремления к противоположному.

Ловушка мнимого принуждения заключается в том, что люди, которым нравится что-то делать, в случае, если им вдруг начинают платить за деятельность, доставляющую им удовольствие, или если их прямым или косвенным образом подталкивают к тому, чтобы делать то, что им нравится, начинают ощущать, что их действия осуществляются не по их собственной воле, а направляются извне. По этой причине деятельность, которая прежде их увлекала, начинает доставлять меньшее удовольствие, а в некоторых случаях даже раздражать.

Предложив детям получать деньги за то, что прежде доставляло им удовольствие, старик превратил удовольствие в работу. Теперь дети, даже если бы им этого не хотелось, должны были бы играть и кричать около дома старика ради того, чтобы получить вознаграждение. Разумеется, формально детей к игре никто не принуждал, кроме них самих, точнее, их собственного желания заработать деньги. Тем не менее, попадаясь в ловушку мнимого принуждения, дети ощущали свое собственное принуждение себя к игре, как исходящее извне и потому неприятное.

Выждав достаточный срок, чтобы у детей постепенно накопилось раздражение и внутренний протест против необходимости играть и шуметь дольше, чем они обычно это делали, старик произвел следующий ход и резко понизил гонорар, что привело к тому, что дети попали в ловушку обидчивости. Обидевшись на старика, дети автоматически попались в следующую внутреннюю ловушку — ловушку стремления к противоположному.

«Если старику хочется, чтобы мы играли и шумели под его окнами, но он настолько жаден, что урезает положенный нам за это гонорар, мы сделаем противоположное тому, что желает старик» — решили дети и по своей собственной воле прекратили делать то, что прежде доставляло им удовольствие.

Если бы дети оказались мудрее и не попадались во внутренние психологические ловушки, они, не придавая факту получения денег столь важного значения, продолжали бы играть в излюбленном месте в точности столько, сколько хочется, вдобавок, получая вознаграждение, пусть меньшее, чем вначале, но хоть какое-то — ведь раньше дети, делая то же самое, вообще не получали никаких денег.

Еще один пример — история Тома Сойера, которого тетка заставила красить забор. Другие дети насмехались над ним до тех пор, пока считали покраску забора «серьезным делом» — работой, но как только Том убедил их, что это не только увлекательнейшее занятие, но и особая привилегия, дети отдали ему свои «сокровища» за возможность несколько минут заниматься покраской забора.

То, что дети без труда попались в ловушку, расставленную Томом, было связано с их личной склонностью попадаться во внутреннюю ловушку «запретного плода».

После того, как Том объяснил детям, что покраска забора — дело предельно ответственное, которое могут доверить, возможно, только одному мальчику на миллион и которое он ни за что на свете сам бы никому не передоверил, покраска забора предстала в совершенно ином свете — она стала запретным плодом.