Павел Сутин. 9 днейКомпания - 5
Я писал сказку ваших дней, Горечь правды испив сперва. Ты мне говоришь, что у нас было замечательное и прекрасное прошлое, а я тебе говорю: если у нас было такое замечательное, прекрасное прошлое, то откуда, черт подери, взялось это совсем не замечательное и не прекрасное настоящее? День первый
В половине девятого по волнистой, в глубоких трещинах, асфальтированной дорожке, между кряжистых вязов проехал новенький ПАЗ с табличкой «Ритуальный». Начинался больничный день, в административный корпус сходились старшие сестры со стопками историй болезни, через полчаса у морга предстояло выстроиться веренице таких ПАЗов. В патанатомии повизгивали по мелкой желтой плитке колесики каталок, цокали женские каблуки, в коридоре курил хлыщеватый молодой санитар с пирсингом. Накрашенная медсестра открыла дверь в ординаторскую и сказала: — Дмитрий Саныч, ну скоро?
Браверманн вошел в ординаторскую, сел за стол и кивнул Хлебову, своему старшему ординатору: начинай. Тот доложил семидесятилетнего народного артиста с раком простаты и студентку с опухолью надпочечника, а ординатор второго года — слесаря из Шатуры с гигантской многокамерной кистой левой почки. Браверманн свою операцию перепоручил Хлебову и быстро закончил конференцию, можно сказать, скомкал. Браверманн заведовал онкоурологией шестой год, докторскую защитил в тридцать четыре, опубликовал две монографии и статей без числа. Был он толстым, низкорослым, облысел еще в институте, не водил машину и не читал беллетристику. Близкие друзья звали его «Бравик», но надо сказать, что при взгляде на его дряблое, обрюзгшее лицо трудно было представить, что у этого человека вообще есть друзья. Он ушел в кабинет, достал из ящика стола початую пачку «Мальборо» и какое-то время, сопя, смотрел на нее. Его первый шеф сказал ему в восемьдесят восьмом: лучше не кури, я вот двадцать восемь лет курил, а потом стал свое дыхание в лифте слышать — и бросил. Постучав, вошел Хлебов, спросил осторожно: — Что-то случилось? — Я сейчас уеду, у меня срочные дела. К трем вернусь. — Бравик сел и стал, кряхтя, надевать полуботинки. — Ты как составлял график? Почему Голованов идет в третью очередь? Почему у тебя человека с диабетом подают в операционную в третью очередь?! График он исправил еще позавчера, и тогда же выговорил Хлебову. — Голованова первым подают, — сказал Хлебов. — У вас дома что-то? — Безобразие, безобразие… Больной с диабетом… — Может, такси вызвать? — Не надо. — Бравик встал и снял с плечиков пиджак. — Гулидов будет нефрэктомию делать — так ты ему помоги. Я к трем вернусь.
Молоточки пишущей машинки «Оливетти» мягко отщелкивали: поступил в 1-е травматологическое отделение ГКБ № 15 в экстренном порядке 13.05.2009 В ординаторскую опять заглянула сестра. — Дмитрий Саныч! — Да-да, заканчиваю… констатирована в 5 ч. 35 мин. При патологоанатомическом исследовании — Только ваше заключение осталось. — Не зуди под руку. разрыв селезенки. Разрыв диафрагмы. Компрессионный перелом второго грудного позвонка, перелом основания черепа За стеной два санитара уложили в гроб труп в черном полиэтилене. Патологоанатом выдернул из валика заключение, подписал и протянул сестре. — Держи.
Геннадий Валерьевич Сергеев, прозаик, «мастер психологических этюдов», как написали про него когда-то в «Большом городе», вышел за руку с сыном из подъезда. |
