Павел Сутин. Апостол, или Памяти СавлаКомпания - 1
Третье – о развязной интерпретации. Эта книга ни в коей мере не претендует на историческую реконструкцию. Исторический роман я считаю самым трудным и интересным из всех литератур, и не посягаю на этот жанр. Вольное использование нынешней терминологии применительно к событиям первого века новой эры, таким образом, должно быть мне извинено. Выражаю глубокую признательность Ефиму Наумовичу Улицкому, знатоку иудаики, библиотекарю и архивариусу Московской синагоги, что в Большом Спасоглинищевском переулке. Ефим Улицкий дружелюбнейше помогал мне литературой и экспертизой. Никогда не забуду его великодушные слова: «Ах, Павел, резвитесь, сколько вашей душе будет угодно. Явных несообразностей я в этом тексте не нашел. А что до деталей… Кто там помнит, как оно было на самом деле?»
входя в домы, и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу… Потные, мордатые евреи, Шайка проходимцев и ворья, Всякие Иоанны и Матфеи Наплетут с три короба вранья!.. – …шутки! Погоди, ты что такое говоришь?! – Я не идиот, чтобы так шутить! – Что еще он сказал? – Удалили селезенку и почку. Еще повреждена… Ну слово такое, красивое!.. – Плевра? – Нет. Перегородка, такая… – Диафрагма? – Да! И еще это… Черт, да я не понимаю этих слов! Сеня, поезжай сам туда, ладно? – Я сейчас позвоню в реанимацию. – Сеня, позвони, пожалуйста! И поезжай, ты там всех знаешь! – Послушай… А до операции он в сознание не приходил? – Да какое там! – Что еще известно? – Его нашла какая-то тетка. Выгуливала собаку часов в двенадцать, а он лежал за машиной. Он там бог знает сколько пролежал, в снегу. – Тёма, не части, я тебя прошу! Что еще сказал Шишкин? – Кто? У тебя что-то трещит в трубке. – Заведующий реанимацией – что он сказал Никону? – Сейчас, момент, я записал. Проникающее ранение брюшной полости, ранение селезенки и правой почки. – Кто его оперировал? Шнапер? Чистов? – Да не знаю я! Мильтоны вызвали «скорую», его отвезли в Первую градскую. Они записную книжку нашли в куртке. Там на первой странице написано «Наши». И телефоны. Никона телефон. Они ему позвонили ночью, описали его, Никон его и опознал с их слов. Частника поймал чудом, приехал в полтретьего в Первую градскую. Ему операцию делали в это время. – Вот беда. – Что? Сеня, громче говори! Я тебя плохо слышу. Я сейчас Гаривасу позвоню. – Я сам ему позвоню. И тебе позвоню, будь на телефоне. – Никон сказал, что там плохие дела. Мало шансов. – Так, сейчас половина восьмого. Позвоню тебе часа через два. – Ну как так? Посреди Москвы…
– Тебе есть, что им ответить. Это обычная экспедиция. Ты и Вителлий получили известия о лагере зелотов близ Тира. Туда отправлена центурия Агерма. – Меня не надо учить, что говорить инспекторским. Но им станет известно о дезертире! Это пятнает мою резидентуру, это пятнает меня! – Поверь, господин мой Светоний, что я легко заморочу головы инспекторским. – И как же ты это сделаешь? Дезертировал офицер из уроженцев! У него имелись отличия, о нем упоминали в послании к принсепсу! – Так я разъясню децумвирам, что на деле не было никакого дезертирства! Мы инсценировали предательство, и храбрый офицер нынче входит в доверие к зелотам. |