- Хорошо.

Я в недоумении смотрю на него.

- Это не предложение.

- Но я хочу увидеть.

Я качаю головой. Даже начинаю смеяться, потому что ни за что на свете не покажу ему грудь, чтобы он смог поглазеть на это безобразие.

- Я хочу написать книгу о справедливости и твои травмы — это особая тема, которую я хочу поднять в ней. Поэтому ты должна позволить мне увидеть все. Будем считать это исследовательской работой.

Его слова словно нож, вонзаются в моё сердце.

- Что?

Мой голос дрожит так, словно я вот-вот расплачусь. Но я не собираюсь плакать. Пока.

- Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе придется затронуть эту тему в книге? Ты ведь не пишешь про мои шрамы, правда?

На его лице отражается полное смятение.

- Это часть истории. Естественно я буду писать об этом.

Я приподнимаюсь на локти и смотрю на него, сузив глаза.

- Я хотела, чтобы ты написал беллетристику, написал о моей красоте, Бен. Ты не можешь превратить главного героя в участника шоу уродов. Никто не захочет отождествлять себя с уродом. Главный герой должен быть хорошеньким и...

Бен тут же нависает надо мной и прикрывает мне рот рукой. Делает глубокий вдох, словно я его очень разозлила. Быстро выдыхает и его челюсть от злости чуть ли не трясется.

- Послушай меня, - говорит он, прижимая ладонь к моем рту, поэтому я не могу его прервать. - Меня бесит, что ты позволяешь всем так тривиально определять огромную часть себя. Я не могу сделать тебя хорошенькой в этой книге, потому что это будет оскорблением. Ты чертовски красива. И ты веселая. И единственные моменты, когда я не полностью влюблен в тебя, это – когда ты начинаешь себя жалеть. Я не могу понять почему ты до сих пор этого не поняла. Ты осталась жива, Фэллон. И каждый раз, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты не имеешь права ненавидеть свое отражение. Ты выжила, когда многие люди не оказались такими счастливчиками. И в следующий раз, когда ты подумаешь о своих шрамах, тебе не позволено негодовать из-за них. Тебе пора принять их, потому что тебе повезло жить на этой земле и смотреть на них. И любой парень, которому ты позволишь прикасаться к своим шрамам, должен сказать тебе спасибо за такую привилегию.

У меня болит в груди.

Я не могу дышать.

Бен убирает свою руку, а я с жадностью начинаю вдыхать кислород. Мои глаза наполняются слезами, и я не могу сдержать дрожь, из-за того, что пытаюсь не расплакаться. Бен опускается ниже и берет мое лицо в свои руки. Он прижимается губами к моему виску и шепчет:

- Ты заслужила это, Фэллон.

И я киваю, потому что он прав.

Он прав.

Конечно же, он прав. Я выжила, и я здорова, и да, огонь оставил свой опечаток на моей коже, но он не уничтожил самую важную часть меня. Он не смог добраться до внутренностей. Так почему же я так отношусь к себе?

Я должна прекратить так обращаться с собой.

- Ш-ш-ш, - шепчет Бен, стирая слезы с моих щек. Все мои эмоции вышли наружу. Я так зла из-за того, что он решил, будто имеет право так со мной разговаривать. Но то, что он высказал мне все именно таким тоном, заставило мое сердце жалеть об отсутствии губ, потому что мое сердце хочет расцеловать Бена за все его слова. И я зла на себя за то, что была такой эгоцентричной последние несколько лет. Да, огонь — это полный отстой. Да, я бы хотела, чтобы этого никогда не происходило со мной, но это произошло, и мне уже ничего не изменить, так что мне нужно перестать страдать.

Я хочу смеяться, ведь услышав все, о чем только что сказал Бен, я словно избавилась от тисков, которые сжимали мою грудь, и впервые за три года по-настоящему задышала.

Теперь все ощущается по-другому: по-новому. Как будто воздух звенит, напоминая, как мне повезло, что я здесь и могу дышать.

Что я и делаю. Глубоко вдыхаю и обнимаю Бена, зарываясь лицом между его головой и плечом.