— Нет, не в форме, — покачал головой Сэнсэй. — Прилично одетые, с незапоминающимися лицами. Я думал, похмельный глюк… Но тут эти двое из ларца подхватили меня под белы рученьки, закинули в черную карету и повезли на Лубянку. Тут-то я и протрезвел моментально. А дальше все как в кошмаре. Комната, стол, неудобный стул и неудобные вопросы. Про какого-то Сатану, жертвоприношения, посвящения девиц на алтаре…

— А лампой в лицо светили? — спросил я.

— Да не, никаких особых ужасов, на самом деле, — отмахнулся Сэнсэй. — Говорили вежливо, не били, не угрожали. А когда допетрили, что я вообще не понимаю, об чем передача, сунули мне под нос вырезку из газеты на картонке. А там статья. Как сейчас помню название: «Они поклоняются Сатане!» И мое фото крупным планом.

Сэнсэй потянулся за сигаретами, вытянул одну, сунул в зубы, но подкуривать не стал. Мы молчали, ожидая продолжения.

— Статья была написана живо, подро и с подробностями. И повествовала о том, как героический журналист, рискуя жизнью и здоровьем, втерся в доверие настоящей секте сатанистов. Ну и живописал разные подробности.

— Просто выдумал и все? — округлила глаза Ева.

— Ну… Он не то, чтобы вообще все выдумал, — фыркнул Сэнсэй. — Просто мы думали, что это прикол. И наговорили по пьяной лавочке… всякого. А он взял и написал об этом в газету. Приложив наши настоящие имена и фотографии. В общем, допрос на Лубянке был самым невинным, что с нами тогда случилось. Дяденьки в костюмах позадавали свои вопросы, на которые я честно поотвечал. Они сделали выводы и меня отпустили. Даже на такси посадили у своего крыльца. А вот дальше…

— Газету прочитали обычные люди, — проговорил я.

— Да, все так, Велиал, все так… — покивал Сэнсэй. — Обычные люди. И устроили охоту на ведьм. Я тогда работал на непыльной работке в одном НИИ. Высокое начальство до этой статьи даже не подозревало о моем существовании. Я причинял какое-то добро, мыл пробирки, носил инструменты. После статьи меня вызвали на ковер и с работы выкинули. Та же фигня случилась со всеми остальными героями. В общем, дерьмовые воспоминания. С полгода жизнь была похожа на партизанство в тылу врага. Я высовывал нос на улицу только по ночам, перемещался перебежками. В больницу попал. Но потом пришлось спешно оттуда бежать прямо на костылях. Вот с тех пор и… Ну, ты понимаешь?

— И газета не опубликовала никакого опровержения? — удивленно спросила Ева.

— Ева, ну кто же читает опровержения-то? — я обнял девушку и притянул поближе к себе. — Это же как с теми ложечками. Которые нашли, но осадочек остался.

— Было опровержение, да, — кивнул Сэнсэй. — Недели через две после публикации. В десять строчек, где-то в конце газеты. Как раз между объявлением «продам гараж» и оповещением от службы вывоза говна.

— Понятно, — нахмурилась Ева.

— Эй, пипл, не грузитесь так! — Сэнсэй потрепал Еву по плечу. — Дело прошлое. Сейчас я уже общаюсь с прессой. Ноблесс оближ, как говорится. Но только с надежными ребятами.

— Жан надежный, — заверил я. — Если накосячит, я ему голову откушу.

— Да все нормально, я поговорю с парнем, пообещал же, — Сэнсэй подмигнул. — А теперь предлагаю плавно закруглить этот разговор и влиться в коллектив. А то мы отрываемся, нехорошо.

Ночная афтепати покатилась по накатанным рельсам. Горлышки бутылок звенели о края стаканов и рюмок, велись разговоры с разной степенью экспрессии. Звенел то гитарный перебор, то флейта, то варган.