Но она не пришла, а он очень хотел, чтобы она пришла, и ждал ее, как дурак, и нервничал, и злился, и все ясней понимал, насколько он старше ее, и даже разок пошел поглядеть украдкой на свое отражение в мутном зеркале, впрессованном в дверцу шаткого гардероба в его комнате. Лицо в зеркале было, впрочем, довольно красивое, даже молодцеватое, его, скорей, красили тяжелые складки вокруг рта и заметная проседь на висках, — так она, по крайней мере, впоследствии уверяла его.
И в результате всего этого безобразия пришлось в Москве всеми правдами и неправдами выманивать у Зойки ее телефон — так, чтоб не вызвать особых подозрений и насмешек. А потом уже столько труда было потрачено, и как-то само собой получилось, что это серьезно. А когда он понял, как это серьезно, и струсил, было уже поздно что-то менять и оставалось только покориться неизбежному.
Они встречались обычно в мастерской Виктора. За долгие годы он так привык к сумрачным просторам этого зала с низким потолком и зарешеченными гляделками вместо окон, упирающимися верхним краем в растрескавшийся тротуар старомосковского переулка, что уже не отделял его от себя. Он начал отстраивать мастерскую на паях с двумя другими скульпторами в голодные годы своего первого, тогда еще счастливого, брака.
Тогда он еще верил в свою гениальность и, перебиваясь скудными заказами, восторженно возился с мокрой глиной в промозглой сырости недостроенной мастерской. Отопления в первые годы там не было, и они втащили в подвал дымящую железную печку с ржавой коленчатой трубой, завалявшуюся у кого-то в сарае с военных времен. Лариса приходила позировать для его смелых, как тогда казалось (ваятель, ха-ха-ха!), поисков в области формы и часами стояла обнаженная в скудном дымном тепле, которого хватало не более чем на два метра по радиусу. Образованная Лариса утверждала, что тепло исчезает обратно пропорционально квадрату расстояния от источника, а он дул на свои озябшие пальцы, любил Ларису и радовался своим неожиданным находкам, которые ни один худсовет не пропускал ни на одну выставку.
Поначалу это не слишком огорчало его, так как он верил в свою звезду. Потом Лариса стала реже приходить позировать, потому что ей надо было зарабатывать на жизнь для них обоих, потом у него стали появляться кое-какие заказы, не слишком вдохновляющие, зато денежные, а в подвал провели паровое отопление и печку выбросили на свалку. Но с Ларисой к тому времени все уже пошло вкривь и вкось, и он стал приглашать других натурщиц. Дома отношения стали напряженные — ни мир, ни война, а вооруженный нейтралитет. Идти туда не хотелось, и он частенько засиживался в мастерской допоздна, а то и вовсе оставался ночевать, от чего обстановка дома не улучшалась. И поэтому он задерживался в мастерской все чаще.
А тут подвернулся случай поступить в артель по массовому изготовлению Ильичей всех размеров, и деньги потекли рекой, а времени и настроения на творческие поиски совсем не оставалось, тем более что с годами вера в себя изрядно поизносилась. Лариса использовала этот факт, чтобы выразить ему свое презрение, а он использовал ее презрение, чтобы показать, как он оскорблен, ибо предполагалось, что он приносит талант в жертву семье. Все это кончилось наспех запакованным чемоданом и переездом в мастерскую насовсем.
С тех пор прошло несколько лет, Виктор уже не помнил, сколько именно — он не вел счет мелким интрижкам, внезапно возникающим и стремительно приходящим к концу, так же, как не вел счет количеству носов и ушей вождя, вылепленных из глины или отлитых из бронзы, в зависимости от вкуса и денег заказчика. Он, по сути, потерял чувство времени с тех пор как оставил надежду и амбицию работать для вечности, и давно уже перестал замечать, с кем он и где.
И только когда Лия впервые переступила порог его мастерской, он вдруг увидел все ее глазами, — пока она стояла, ослепленная подвальным сумраком после яркого света улицы, и зрачки ее, расширяясь, заливали чернотой золото радужной оболочки. |