— Идите, идите, жена ждёт, — донёсся голос бабушки.

Жены Кости не было в конце аллеи. Она ушла. Незаметно. А Костю ещё долго было видно. Он шёл медленно.

У меня сжалось сердце. Он трус, он так ещё ничего и не решил, ждёт, чтоб всё само образовалось. Мне он такой не нужен. Нет!.. Без него забот будет много. Решил бы хоть сам, для себя, нельзя же так жить… и ходить небритым.

Бабушка села рядом.

— Твой дед был большевиком. И в жизни и в атаке… Ты знаешь, что это такое, когда бьёт пулемёт и надо встать и идти в атаку? Твой дед вставал и вёл за собой красноармейцев.

Мы долго молчали. На собрание бабушка опоздала. Пора было возвращаться домой.

— Трудно тебе будет, внучка. — Паля тяжело дышала. — И мне было когда-то несладко. Двое детей, а я не умела затопить даже русской печи. Вся деревня потешалась, попадья на всю улицу срамила… Печку-то можно научиться топить… Человеком стать куда труднее. Если надо идти на пулемёт, вставай и иди… Люди пойдут за тобой. Я ведь была обручена с другим… Раньше, еще, до Сергея Ивановича, когда в Смольном училась…

— Ты не рассказывала… — грустно сказала я. — Кто он был, этот первый?

— Вроде твоего… — с горечью сказала бабушка.

Мы пошли домой. Поужинали и легли спать. Бабушка Паля никак не могла заснуть, пила лекарства. Ночью ей стало плохо… Вызвали неотложку. Камфара не помогла. Санитары положили бабушку на носилки и понесли к машине. Хлопнула дверца…

— Всё во власти божьей! — крестилась на рублёвскую икону Маня. — Пойду к заутрене. За Палю помолюсь. Бог поможет.

Две бабушки, две сестры, как они не похожи друг на друга!

Я верила, что моя Паля скоро вернётся из больницы. Такие долго в больницах не лежат.

БОЛЬНИЦА

Больница Эрисмана самая большая на Петроградской стороне. Летом здесь много зелени, чистый воздух — рядом Ботанический сад. Сейчас деревья ещё не распустились, жёлтые здания с размахаями-окнами выглядят слишком по-больничному, и запах лекарства чувствуется сильнее, чем летом. В справочном бюро сказали, что я могу приходить к больной в любое время суток.

Нам с Витькой выдали по халату. Мы пошли длинными коридорами. Баба Паля лежала под целлофановым колпаком — это специальное кислородное устройство, кислород по трубкам подаётся из громоздкого аппарата, который автоматически меняет дозы кислорода, отмечает давление и ещё что-то. Паля обрадовалась нам. Улыбнулась под колпаком, руки у неё уже совсем обессилели, челюсть выдвинулась, глаза запали. Даже Витька понял, что бабушка, наверное, больше никогда не вернётся из больницы. Мужественно сдержав слёзы, достал из карманов яблоко, кулёчек шоколадных конфет, баночку с виноградным соком.

— Сладкого нельзя! — предупредила сестра.

— Пускай лежат, — огрызнулся Витька. Брови у него насупились, он надулся, как ёжик, того гляди, бросится в драку. Сестра отошла. Витька уселся на табурет и начал читать вслух письмо от командира 16-й кавдивизии Буденного — Логинова. Это бывший командир Пали. Его нашли в Ставрополе красные следопыты. Потом зачитал ответ Логинову. По выражению бабушкиных глаз Витька определял, что надо вычеркнуть, что оставить в тексте. Пока они «обсуждали» письмо, я вышла в коридор, нашла дежурного врача.

Скоро Первое мая. На лестничной площадке выздоравливающие расписывали плакаты. Пахло краской.

— Пойдём на демонстрацию, — мрачно пошутил дежурный врач. — Теперь только следи за больными — убегут. Как весна, так побеги…

И он стал рассказывать мне что-то про электрокардиограмму, про солнечную активность, про взрывы на Солнце.