Изменить размер шрифта - +

— Он твой сын?

— По всей видимости, да.

— Ты не знаешь точно?

— Нет.

— Но ты узнаешь?

— А как ты думаешь, это уместно? На моём месте стала бы ты это делать?

— Нет.

— Ну, вот и я тоже.

— Помнишь, ты рассказывал мне о важности защищённого секса?

— Конечно, помню. А что такое? Ты…

— Нет не я, а ты! Так откуда Эштон?

Алекс вздыхает, молчит некоторое время, затем встаёт и, засунув свои ладони в карманы брюк, подходит к панорамной стене. Молчит, глядя на море, затем внезапно отвечает:

— Знаешь, случаются такие моменты в жизни, когда ты эмоционально настолько истощён, что теряешь контроль. Перестаёшь заботиться о важных вещах, кажется, что ничто больше не имеет значения, и ты просто делаешь то, что хочется в эту секунду, не задумываясь о последствиях. Это был как раз такой момент.

Какое-то время мы молчим, потом он продолжает:

— Мать Эштона — та самая женщина, которая помешала твоей матери принять важное решение. Я всегда думал, что это же самое решение являлось единственно верным… но только не для тебя, Соняш!

Алекс внезапно оборачивается, смотрит мне в глаза уже совершенно другим взглядом — живым, даже в некоторой степени озорным, и добавляет:

— Ты только подумай, Соняш! Тебя бы не было, не было бы Эштона, если бы твоя мама сказала одно короткое, но такое большое «да» в тот день!

— Но были бы другие…

— Да, возможно. Это были бы наши с твоей матерью совместные дети. Но тебя бы не было! А я не представляю нашей жизни без тебя, понимаешь? И не хочу представлять!

— А без Эштона?

— Сонь… Ты росла на моих глазах, какое-то время даже в моих руках. А Эштона я не знаю. Понимаешь?

— Мне кажется, ты его не любишь…

— Нельзя любить кого-либо, не зная его. Дай мне время, пожалуйста.

— Но маме Эштон нравится!

— Твоя мама — самое доброе и любящее существо на планете, она любит всех детей, независимо от их происхождения. Я не могу так. Надеюсь, что смогу полюбить его. Надеюсь.

Он снова задумчиво смотрит на спокойный серый залив. Я подхожу и обнимаю его сзади — знаю, что делать, когда отцу плохо или неспокойно. Его губы тут же растягиваются в улыбке, он поворачивается ко мне, целует в макушку, а руки заключают в объятия.

— Это случилось в те ваши пять дней в Париже, о которых ты мне рассказывал?

— Да. Именно тогда.

— Подумать только… Всё это время он жил в Париже, а ты даже не знал о нём! Он твой сын, в этом нет сомнений. Он так похож на тебя!

— Я знаю, — отвечает отец со вздохом.

Вообще, надо сказать, не только я, но и Лёха обожает Алекса, даже относится к нему с нескрываемым почитанием, а вот с родным как-то не ладится у него. Даже и не знаю, почему. Я папу Артёма вижу довольно часто, бывает даже, что ужинаю у него. Мы легко находим общие темы для бесед, да и вообще, чувствуем себя в компании друг друга вполне комфортно. Я знаю, что он любит меня, и Лёшку, конечно, тоже, а то, что случилось между ним и матерью — это их история и их трагедия. Я всегда буду оставаться для него дочерью, а он для меня отцом.

А ещё у меня немного болит сердце о нём, о его судьбе. Мой родной отец не достиг слишком многого, как Алекс, например, и это, я подозреваю, некоторым образом давит на него. Не столько сам этот факт, сколько то, что мама ушла от него к более успешному мужчине. Он часто бывает в депрессивном расположении духа, редко видится с друзьями, которых у него не так и много, живёт один и, насколько мне известно, не имеет постоянной подруги.

Быстрый переход