Возможно, никогда. Хотя кто его знает? Я же не предсказатель, просто чувство такое.
— Прощай, Виталик, — произнес старик, — не забывай, если что. Навещай.
— До свидания, Евгений Валерьевич, — я кивнул, — и вы не забывайте.
Он ко мне действительно привязался. Это было видно по его грустному взгляду, по его слегка наклоненной голове, да и по всей позе. Не хотел он меня отпускать. Жуть как не хотел. Но что поделаешь?
— Быстрее, — нервно процедил жрец из автомобиля, — не семечки щелкаем. Война, как-никак!
— Главное — позвоните! — прошептал я, крепко сжимая старческую руку. Он тоже ответил совсем не слабым рукопожатием и подмигнул.
— Все будет в порядке, Виталик.
Я развернулся и неторопливым шагом подошел к "форду", залез в темный салон и захлопнул за собой дверцу.
Вот и все. Отрезан от настоящего мира. По крайней мере, на ближайший час.
Евгений Валерьевич за окном развернулся и пошел навстречу людям, которые, узнавая его, пожимали ему руку и что-то радостно говорили.
— Поехали, — проворчал жрец сидевшему спереди водителю, — а то им еще придет в голову оторваться на нас.
Глухо заворчал мотор, и мы поехали.
Зажегся мягкий свет. Я откинулся на сиденье, откинув голову на мягкую спинку, и посмотрел на жреца сквозь чуть приоткрытые глаза:
— Ну, так и что будем делать, господин хороший?! Жрец сидел ко мне полубоком, внимательно разглядывая. И пистолета из руки не выпускал.
— Когда приедем, увидишь, — ответил он, — но тебе не понравится! Хочешь ты того или нет, мы все равно заставим твой дар работать на нас.
— Пожалуйста, — я пожал плечами, — жалко, что ли? Автомобиль мчался по улицам Камска, и я молча разглядывал проносящиеся мимо многоэтажки, магазины, ларьки и прохожих. А что еще делать? Даже рассуждать о том, что ждет этот город впереди, не хотелось. Его же, наверное, тоже захватят, если у нас ничего сегодня не получится. И по улицам уже будут ходить не беззаботные люди, а совсем другие существа. Не люди. Но и не кто-то другой. Просто существа.
— Николай, скажите мне, как вам удалось выжить там, в магазине? — спросил я через некоторое время. Надоело молчать.
Жрец вздрогнул, словно чуть задремал до этого с открытыми глазами, и переложил пистолет из одной руки в другую:
— Тебе интересно?
— Просто скучно вот так ехать и молчать. Жрец усмехнулся:
— Скажи лучше — страшно ехать и молчать, а не скучно. Я бы на твоем месте боялся!
— Но вы же не на моем месте, — заметил я. — Может, у меня иммунитет к страху, так что перейдем на другую тему. Ну так что же? Вы упали на первый этаж и чудом не попали под обломки второго? Или успели выскочить из магазина вообще?
— На мне все заживает как на собаке, — ответил жрец, — так что я не увернулся от обломков и даже не успел выскочить. Меня тоже завалило. Прямо на мне лежал придавленный плитой Петр, и это, наверное, сыграло мне на руку. Меня не расплющило в лепешку, хоть и зацепило ноги. Они и сейчас болят, хотя уже меньше. А левая уже начала вновь обрастать кожей.
— Это поэтому вы прихрамывали в Театре?
— Конечно. Не из-за того же, что ты ударил меня вентилятором!
Действительно. На лице его я не заметил никакого шрама, хотя точно помнил, как лопасть вспорола ему щеку. У обычного человека подобная рана заживала бы не меньше месяца. А тут всего несколько дней…
— Действительно, как на собаке. И как же вам удалось выбраться?
— Я лежал под плитами, зажатый, как палец в горлышке бутылки. |