Он взяла у него наушники, и он наконец взглянул на нее.

- Что ты делаешь, Тоби?

- Разговариваю, - сказал он полусонным голосом.

- Кому ты сказал "может быть"?

- Дарителю, - объяснил он.

Она вспомнила это имя из своего сна, попытку ненавистного существа представить себя как источник великого облегчения, покоя и удовольствия:

- Это не даритель. Это ложь. Он забиратель, продолжай говорить ему "нет".

Тоби поглядел на нее.

Ее трясло.

- Ты понимаешь меня, солнышко?

Он кивнул.

Она все еще не была уверена, что он слушает ее.

- Продолжай говорить "нет", ничего, кроме "нет".

- Хорошо.

Она отбросила "Гейм-Бой" в мусорный бак. После колебания вынула его оттуда и, положив на пол, ударила по нему каблуком раз, еще раз. Опустила свой каблук в третий, хотя аппарат разломился на две части, затем еще удар для верности, затем еще раз, черт возьми! Пока не осознала, что больше не контролирует себя, так серьезно ополчившись на безвредную игрушку только оттого, что не могла добраться до Дарителя. А он-то и был тем самым, кого она по-настоящему хотела растоптать.

Несколько секунд простояла, тяжело дыша, глядя на пластмассовые обломки. Она начала сгибаться, чтобы собрать кусочки, затем решила оставить их, к черту! Только отшвырнула ногой самый большой к стене.

Фальстаф заинтересовался всем происшедшим настолько, что даже вскочил. Когда Хитер вернулась к окну над раковиной, ретривер посмотрел на нее с любопытством, затем подошел к осколкам "Гейм-Боя" и стал обнюхивать их, как будто стараясь определить, чем они вызвали такую ярость.

За окном ничего не изменилось. Снежный вал затемнил день почти целиком, как туман с Тихого океана мог затемнить улицы калифорнийского прибрежного городка.

Она посмотрела на Тоби:

- Ты в порядке?

- Да.

- Не впускай его!

- Я и не хочу.

- Значит - не впускай. Будь тверд. Ты можешь.

На полке под микроволновкой вдруг включилось радио. Само по себе, как будто в нем был какой-то будильник, который обеспечивал пять минут музыки перед пробуждающим трезвоном. Это был большой приемник, размерами с две коробки хлопьев, принимал на шести диапазонах, включая обычные АМ и FM. Однако в нем не было будильника, и его нельзя было запрограммировать включаться в заранее выбранное время. Но циферблат осветился зеленым огоньком, и странная музыка полилась из динамиков.

Цепи нот и захватывающего ритма были не настоящей музыкой, а основой для музыки в том смысле, как куча бревен и пилы - основа шкафа. Она могла слышать симфонию инструментов - флейт, гобоев, кларнетов, рожков всех видов, скрипок, тимпанов, барабанов, - но не было мелодии. Не было определимой связной структуры, просто организация звуков была слишком слабой для слуха. Волны шумов были иногда приятными, а иногда складывались в резкие и диссонансные - то громкие, то тихие, отливающие и приливающие.

- Может быть, - пробормотал Тоби.

Внимание Хитер было отвлечено радио. Теперь она с удивлением повернулась к сыну.

Тоби поднялся со стула. Встал у стола, глядя через комнату на радио, покачиваясь, как хрупкая тростинка на ветру, который мог почувствовать один он. Его глаза остекленели.

- Ну... да, может быть... может быть...

Немелодичный ряд звуков, текших из приемника, был слышимым эквивалентом калейдоскопа, который она наблюдала на экранах телевизора, компьютера и "Гейм-Боя": это была речь, очевидно, обращенная прямо к подсознанию. Она чувствовала сама какую-то гипнотическую тягу, хотя существо, очевидно, распространило на нее только часть своего влияния, беседуя с Тоби.

Тоби был уязвим. Дети всегда самая легкая добыча, естественная жертва в жестоком мире.

- ...Мне нравится это... хорошо... мило, - сказал мальчик сонно, а затем вздохнул.

Если он скажет "да", если откроет внутреннюю дверь, то на этот раз уже не сможет выселить существо.