Сидевший ближе Малыш просто пожал Фолко руку — и так, чтобы все видели.
Эодрейд выслушал хоббита молча, лишь на скулах его играли желваки.
— Мысли мастера Холбутлы мне понятны, — ледяным тоном проронил властитель Рохана. — Что скажут остальные? Что скажешь ты, Храбрейший?
Грузный Эркенбранд с трудом выбрался из кресла.
— Что могу сказать я, старый и немощный? — Голос его все еще дрожал от обиды. — Мой король давно уже живет плодами собственных мыслей, да еще и дает в Коронном Совете первое слово чужакам и наемникам, пусть даже весьма искусным!
Внешне Фолко остался невозмутим, хотя внутри у него все тоже сжалось от обиды. «Ах ты старый, выживший из ума пень! И это после всех битв, в которых я сражался под роханскими стягами!»
Рядом с хоббитом яростно засопел Малыш, уже готовый броситься на обидчика.
— Храбрейший, обида помутила твой разум, — холодно бросил король. — Мастер Холбутла и впрямь получает содержание из моей казны, поелику не имеет никаких ленных владений в пределах Рохана, что, я вижу, было моим немалым упущением! Но ты запамятовал, Храбрейший, благодаря кому мы взяли Эдорас столь малой кровью!.. Впрочем, мы сейчас говорим совсем о другом. Что скажешь ты о моем плане?
— Что я могу сказать… — Эркенбранд побагровел так, что Фолко испугался, как бы гордого старика не хватил удар прямо здесь, за пиршественным столом. — Наверное, план хорош… Но хотелось бы услышать; что, кроме собственного убеждения, положил король в основу своего решения? Разорвать договор с соседями, сколь бы худы они ни были, — такого у нас еще не случалось!
— Верно. Не случалось. — Эодрейд отрывисто кивнул. — У меня и впрямь нету никаких твердых доказательств, что враг тогда‑то и тогда‑то начнет вторжение. Напротив, ховрары и хазги ослабли, их рати изрядно потрепаны… Разумеется, им нужно будет время, чтобы оправиться. Но что они станут делать несколько лет спустя, когда подрастут молодые воины? На кого обратится острие их удара?.. Не на нас ли?..
На краткое время наступила тишина.
— А почему повелитель так уверен, что оно не обратится на междоусобицу?
— негромко заметил Торин, после того как Эодрейд кивнул головой, давая желающим знак говорить. — Почему бы и не сделать так, чтобы ховрары вцепились в горло хазгам или же они вместе — хеггам? Или чтобы все ополчение Минхириата и Энедвэйта не напало бы на владения Огона? Король‑без‑Королевства мастерски умел ссорить своих врагов и не давать им объединиться…
— Плести интриги… — поморщился Эодрейд.
— Однако это лучше, чем отказываться от собственного слова! — встрял Маленький Гном.
— Так, я слышал всех, кто служит Рохану, не принадлежа к нему по крови. А вы, мои остальные Маршалы? — Эодрейд сел, упираясь локтями в стол и опустив подбородок на сцепленные пальцы рук.
Военачальники закряхтели и задвигались. Видно было, что никому из них не улыбается противоречить своему королю. Наконец решился Брего, один из командиров конных тысяч — ударной силы роханского войска.
— Э… э… О мой король… — Брего не умел произносить речи, это знали все. Злые языки поговаривали, что проще научить пса петь торжественные гимны, чем Третьего Маршала Брего ораторскому искусству. Впрочем, косноязычие не мешало ему оставаться дельным командиром и храбрым воином.
— Король мой, значит… Мыслю я… э… опасно это. Ну да. Опасно. Вот.
— Хватит, Брего, хватит! — Эодрейд досадливо поморщился, и все вновь удивленно переглянулись: правитель Рохана никогда раньше не позволял себе прерывать Третьего Маршала из‑за тягучей и малопонятной речи. |