Фолко сжал губы: ему очень не нравился тот принятый разговором оборот. Эодрейд перевел речь на чисто военные вопросы — хватит ли сил, куда направить главный удар, как привлечь союзников, словно бы все уже согласились с тем, что договор, подписанный правителем Рохана, не более чем разрисованный детскими каракулями кусок тонковыделанной кожи.

— Но корабли Морского Народа уже ушли, — возразил Фрека, Четвертый Маршал. — Потребуется немало времени, чтобы они вновь смогли собрать свои силы…

— Да не пойдут они второй раз‑то! — неожиданно раздался резкий голос Маленького Гнома. — Они ж пираты известные. Честных там по пальцам одной руки пересчитать можно. Ну Фарнак, конечно же, Лодин тоже… Говорят, Хельги ничего… А остальные… Тот же Скиллудр! Где для них добыча? Они у ховраров все, что могли, уже взяли. А с хазгами они не дураки в драку лезть.

Мысленно Фолко выругал себя за то, что этот совершенно очевидный факт не пришел ему в голову.

— Верно! — прогудел Торин. — Морскому люду платить нужно, и желательно вперед. Тогда они сражаются, словно арки, когда их Моргот подгонял…

Эодрейд опустил взгляд, но отнюдь не от осознания собственной ошибки. Казалось, он смертельно устал от непроходимой тупости своих приближенных, не понимающих доступных и ребенку вещей. Наступила тишина; и уютный покой внезапно показался хоббиту угрюмым и мрачным, точно пыточный застенок. Казалось, в древних стенах вновь ожило отчаяние Теодена, когда он, запертый словно медведь в логове, ждал, когда же орки Сарумана прорвутся наконец в его цитадель… Фолко чувствовал сгустившуюся древнюю злобу так же четко, как когда‑то, десять лет назад, чувствовал приближение Олмера. С самой гибели Серых Гаваней с ним не случалось подобного; навалилась непонятная выматывающая дурнота.

А Эодрейд тем временем заговорил вновь:

— Что ж, мнение ваше мне ясно, господа Совет. Признаюсь, я ждал другого ответа… Конечно, я могу отдать приказ, но мне хотелось бы все же убедить вас. Старого мира больше нет, я думал, это знают все. Пришла пора иных войн. Войн, когда врага уничтожают полностью, от мала до велика, потому что иначе он уничтожит тебя. Минхириат, Энедвэйт, Эриадор — все заполнено ныне пришельцами с Востока. Наши земли — островок, со всех сторон окруженный волнами варварского моря, моря чужаков. Хегги, хазги, ховрары, дунландцы… А за Андуином — какие‑то никому не ведомые племена, пришедшие Манве ведает откуда! И против них — одни лишь мы. Гондор слаб и сам едва отбивается от харадримов вкупе с корсарами Умбара. Мы — последняя надежда Добра и Света. Мы должны начать ту великую войну, что покончит с отравными плодами Олмерова вторжения. Рохан имеет на это право. Мы заплатили за это самую высокую цену, какую только могли. Половина наших мужчин легла в той войне! Так неужто мы можем позволить себе ждать, когда враг соблаговолит сам напасть на нас?! Нет, нет и еще раз нет! Мы верны заветам Валар. Силы Мрака пали, сломав зубы о камни Серых Гаваней. Мы не раз побеждали наших врагов и знаем; у них больше нет никаких магических сил, как, впрочем, и дельных полководцев. Второго Олмера нет и не будет. Мы одолеем!

— Гм… — не слишком почтительно промычал Торин — так, чтобы все слышали. — А если мы потерпим неудачу? Истерлинги пока еще очень сильны… И я не уверен, что Дари Славный вновь выведет в поле марийский хирд. А выстоит ли Рохан — пусть даже в союзе с Морским Народом, в возможности которого я лично сомневаюсь, — если против него обернется вся мощь Терлинга и Огона вкупе с Ангмаром? Вспомните, мы не смогли удержать Тарбад, хотя с нами были и Беорнинги, и часть эльдрингов — немалые силы! А чем дело кончилось? Земли на четыре дня пути от Исены… Смех, да и только!

Наступило неловкое молчание.