Позвонил маме рассказать о моем разговоре с Виктором Мелдрю и узнал, что она тоже встречается с консультантом. По выплате долгов. Я уже некоторое время задавался вопросом, как ей удается выплачивать по своей закладной. Теперь я знаю, как. Никак. Она получила официальное уведомление от Строительного Общества, в котором сообщалось, что дом, где я провел все свое детство, будет изъят за неплатеж 16 марта. Мама умоляла ничего не говорить остальным членам семьи. Надеется, что подвернется чудо и отведет катастрофу.

Я не сообщил ей, что в Строительном Обществе Маркет-Харборо у меня лежит одна тысяча и сто одиннадцать фунтов стерлингов. Но сказал, что мы с Бьянкой завтра приедем в Лестер. В мамином голосе звучала жалкая благодарность.

— Ты смотришь на одну из самых больших однопролетных арочных конструкций в мире, — сказала она. — Правда, она прекрасна?

— Сказать по правде, Бьянка, — ответил я. — Я вижу только грязный, замызганный потолок, заляпанный голубиным пометом.

— Глупо с моей стороны просить тебя смотреть на что-то дальше собственного носа, — отрезала она и вскочила в вагон, оставив меня тащить наши дорожные сумки.

Я постоянно забываю, что Бьянка — дипломированный инженер. Она нисколько не похожа на инженера и, сколько я ее знаю, работала лишь продавшицей и официанткой. Она подает документы, по крайней мере, на две работы по специальности в неделю, но на собеседование ее пока еще никуда не вызывали. Она уже подумывает не написать ли в резюме «Брайан Дартингтон».

Контролер забыл прокомпостировать наши сезонные билеты, и поездка в Лестер нам ничего не стоила. Но все ощущение счастливого триумфа испарилось, стоило зайти в дом. Мать пыталась держаться молодцом, но видно было, что душа у нее не на месте — в какой-то момент одна сигарета горела у нее во рту, другая — в пепельнице, а третья — на краю кухонного подоконника. Я спросил, как она очутилась в таких кошмарных долгах.

Мама прошептала:

— Мартину нужно было платить за окончание курса на степень. Я заняла тысячу фунтов у финансовой компании под двадцать четыре и семь десятых процента. А через две недели меня уволили из «Группы пять» — кто-то на меня настучал и сказал, что мне сорок восемь лет.

Я попросил обрисовать весь объем ее долгов. Она принесла ворох неоплаченных счетов всех описаний и расцветок. Я пытался убедить рассказать Маффету об истинной природе их финансовой ситуации, но с мамочкой случилась настоящая истерика:

— Нет-нет, он обязан получить свою инженерную степень.

Похоже, меня окружают одни инженеры. Бьянка сообщила матери, что она тоже — квалифицированный инженер.

Я сказал в шутку заметил:

— Да, но она не построила ничего серьезнее башни из «Лего» с тех пор, как закончила университет.

К моему изумлению, Бьянка возмутилась моей безобидной шуткой и выскочила из комнаты со слезами на глазах.

— Ты бестактный придурок! — сказала мать и отправилась за нею в сад.

Я сел за кухонный стол, взял себя в руки и выписал три чека: ссудной компании «Жирный Эдди» (двести семьдесят один фунт), молочному кооперативу (тридцать шесть фунтов сорок девять пенсов) и газетному киоску «Черри» (семьдесят четыре фунта восемьдесят один пенс). Я знаю, что этим не решить жилищной проблемы матери, но теперь, по крайней мере, она сможет открывать дверь без страха перед местными кредиторами.

Когда Мартин вернулся от бабушки (где у него в разгаре процесс замены двухконтактных розеток на трехконтактные), я представил его Бьянке. За несколько секунд они обрели взаимопонимание. Без перерыва тараторили о вокзале Сент-Панкрас и однопролетных арочных конструкциях.