— Так точно, — ответил я и стал прикидывать, когда, где и чего я мог разгласить.

— 12 мая прошлого года вы находились в подвальном помещении вашего института, заменяя инженера Корзинкина Альберта Семеновича, так?

— Да, — сказал я, начиная соображать, о чем пойдет речь.

— В результате допущенной вами случайной подсветки объекта, находившегося в лабораторной установке, произошла нештатная ситуация…

— Было такое…

— После выключения установки, отработавшей в критическом режиме, вами был обнаружен субъект, объявивший себя бывшим императором Петром I?

— Мной… Я уже давал все показания в карантине, товарищ капитан…

— Правильно. В ваших показаниях говорится, что некоторое время при первом изменении в работе установки вы находились в нише под пультом управления. Верно это?

— Да.

— И блокировка двери в этот момент еще не сработала?

— Нет. Она позже захлопнулась, когда установка сама разошлась…

— Ну и правильно. Следственным экспериментом установлено, что в этот момент вы не могли контролировать обстановку в спецпомещении. Иными словами, находясь в нише, вы не могли слышать, как открылся со щелчком кодовый замок двери и как в помещение проник посторонний…

— Да…

— Значит, вы не можете с уверенностью заявить, что в помещение никто не проникал?

— Тут только я сообразил: капитан хочет доказать, что Петька, то есть Петр I, на самом деле жулик и самозванец…

— Не могу, — сказал я, — но в боксе был герметический лючок… Я его открывал снаружи…

— Этот лючок можно загерметизировать и изнутри, — улыбнулся капитан, видя, что я хлопаю глазами.

— Значит, этот тип проник в спецпомещение и разыграл комедию? — пробормотал я, сам не веря своим словам.

— Именно так, и он во всем признался. Действительно, он — Петр Алексеевич, но не Романов, а Михайлов, из Усть-Харловского детского дома. Три года назад оттуда бежал, находился во всесоюзном розыске. Его опознала бывшая воспитательница. Собирались направить его обратно, но оказалось, что совершеннолетний, хотели оформлять за тунеядство… Он попросился в армию, в ту часть, где вы служите. Обещал исправиться… Решили поверить, призвали.

— А отчего меня не вызывали, когда шло следствие? — осторожно спросил я.

— Ну, это уж нам решать, кого вызывать, кого не вызывать. События преступления не было, умысла — тоже, по крайней мере с вашей стороны. Гражданин Корзинкин признан виновным в служебном проступке, понес взыскание от администрации института, в данный момент уволился оттуда. Ну а с Михайловым вопрос считаем урегулированным. В общем, теперь он будет вашим подчиненным. Ответственность за его поведение по закону несут все командиры, но с вас спрос особый. Вы с ним будете рядом в казарме, вся его жизнь у вас на глазах… Регулярно нас информировать не надо, но если заметите, что он рассказывает что-то не то, какие-то мнения нестандартные высказывает… Уж будьте добры! Писать ничего не надо, просто зайдете сюда, к замполиту, или прямо к Шалимову и устно все изложите. А они знают, как со мной связаться…

Я знал, что стучать нехорошо, но, конечно, ничего милиционеру не сказал. Тем более что он скорее всего был вовсе не милиционер…

— А где сейчас Михайлов? — спросил я — Со старшиной, на складе вещевого довольствия. В бане его сейчас помоют, постригут и доставят сюда. Подождите малость.