— Семеныч, — позвал бортмеханик, — завязывай треп! Темнеть уже начинает! Байки надо дома, под бутылку рассказывать.

— Ладно, бывайте! — Пилот еще раз тряхнул мне руку и полез В свой аппарат. Мы отошли подальше, чтоб нас совсем не сдуло и не зацепило хвостовым винтом. «Ми-8» засвистел турбинами, завертел лопастями, задрал хвост и наискось потянулся вперед и вверх. Нас обдало ветерком и снежком, даже мелкими колючими льдинками, сорванными с наста.

Вертолет набрал высоту, накренился вправо и, весело тарахтя, удалился куда-то за сопки. Было странное впечатление, будто машина, как и ее пилот, тоже довольна тем, что ей не придется ночевать в этом нехорошем месте.

— Ну что, будем заводить? — спросил Глеб. — Сани уже прицеплены.

— Заводи, — разрешил я, хотя, по-моему, уже в этот момент знал, что так просто «Бураны» не заведутся…

Не думаю, чтоб подсказка пришла от РНС. Скорее всего интуиция сработала. Потому что тут, в этом чертовом месте, такие случаи уже бывали.

Например, 10 июля 1936 года внезапно заглохли моторы сразу двух лодок, на которых группа «Пихта» добиралась к заимке Лисова. Правда, не совсем на этом месте, несколько ниже по течению. Потому что тогда вертолетов, пригодных для переброски сразу 11 человек (именно столько народа было в «Пихте»), в наличии не имелось, и на заимку можно было попасть лишь долгим кружным путем по рекам. Сперва от Нижнелыжья, вниз по Лыже, до ее впадения в более крупную реку Улунай (сутки), потом вниз по Улунаю до впадения в него какой-то Алемги (трое суток), дальше уже вверх по Алемге до устья Малой Парехи (еще столько же), затем опять-таки вверх, по Малой Парехе до Порченой (двое суток) и, наконец, вверх по этой самой Порченой еще полсуток. Зимой этапы этого большого пути имели немного иную протяженность по времени, поскольку добирались на санях и направление течения рек не играло роли.

Так вот, обе моторки, на которых «Пихта» плыла вверх по Порченой, заглохли одновременно, как по команде, и течение стало сносить их обратно. Потом, когда начали разбираться, обнаружили, что оба мотора были абсолютно исправны, имели в достатке горючее и масло, магнето работало и искра в воду не уходила. Но тогда пришлось срочно пристать к берегу и впрягаться в бечеву, чтобы дотянуть флотилию до заимки Лисова.

В общем, я оказался, к сожалению, дурным провидцем. Моторы «Буранов», которые своим ходом переезжали из «Ан-12» в «Ми-8», и за полтора часа полета в не очень холодном грузовом отсеке вертолета вряд ли могли замерзнуть — смазка, как утверждалось, даже при пятидесятиградусном морозе не густела, — заводиться не хотели. При полных баках, нормально работающих свечах и так далее.

Пока Борис, Глеб и Богдан маялись, матерились, удивлялись и пытались запустить моторы снегоходов — я в технике понимал мало и не собирался путаться под ногами у корифеев в области двигателей внутреннего сгорания, — у меня появилось время немного поразмыслить.

Вспомнил, с каким волнением читал желтоватые листы, исписанные мелким, бисерным почерком, исчирканные и испещренные поправками. Еще бы, черновик рапорта на имя самого наркома Ежова. Того самого, который вроде бы весь 1937 год устроил, а потом ему самому устроили… История, черт побери!

Но, думаю, еще большее волнение испытывал тот, кто, обмакивая вставочку со стальным пером в чернильницу, писал этот документ.