— Комиссар Шарко, это дело дурно пахнет, — заявил он мне, постукивая по папке карандашом. — Преступление совершено способом, далеким от классического. Черт возьми, эти убийцы хуже вируса! Одного завалишь, эстафету подхватывает другой, в два раза хуже первого. Взять хотя бы чуму или оспу, холеру или, наконец, испанку. Зло словно подпитывает себя за счет собственных поражений.

— А может, расскажете мне о жертве?

Шеф предложил мне жвачку с хлорофиллом. Я отказался. Он принялся шумно жевать, его скула под выступающей на правом виске веной — настоящая автотрасса! — нервно задвигалась, готовая все сокрушить.

— Мартина Приёр, тридцати пяти лет, убита в собственном доме. Ее муж, нотариус, в прошлом году скончался от опухоли мозга. Она получила в наследство кучу всего, включая кругленькую сумму, на которую была застрахована его жизнь. И жила в сельской тиши на проценты с капитала. С виду совершенно обычная молодая женщина.

— Месть или кража, принявшая дурной оборот?

— Совершенно очевидно, что преступник следовал какому-то необычному ритуалу, его метод, похоже, исключает месть. Разбирайся, потом расскажешь… Она живет… жила в уединенном месте, что явно не облегчит расследования.

Он выплюнул резинку в пустую пепельницу и сразу запихнул в рот следующую.

— Решено передать дело в Центральное управление судебной полиции. После покушений в Штатах и Тулузе, после шаек вроде «Экспедиторов» и других шутников, наши драгоценные умные головы не желают, чтобы страна стала тренировочной площадкой для всяких отморозков! Мы получили «добро» от прокурора Республики. Следственным судьей назначен Ришар Келли. Ты его знаешь. Симпатягой его не назовешь, но ты не стесняйся и добивайся от него чего положено.

Он бросил на письменный стол карту:

— Встречаетесь в Фуршерэ. Тебя там ждут Сиберски, Кромбе и комиссар соседнего городка. Найди мне его поскорей…

— Не крутовато ли для Сиберски? От него, как вам известно, в сто раз больше толку за компьютером, чем на месте преступления.

— Поверь мне, Шарк, это убийство его слегка расшевелит…

Минуя лес Эрменонвиля, я ощутил, как ослабла хватка бетонных щупалец столицы. За Санлисом я выехал на автостраду 330, затем свернул на 113-ю и, проделав добрую сотню километров, окунулся в нереальное спокойствие Фуршерэ. Перед моим взором, словно на вырванной у времени пожелтевшей старинной фотографии, солнце заливало волнами золотистого света скирды соломы. Последний день роскошного лета, начало обещающей быть теплой осени…

Городок словно погружен в бдение над гробом. Узкие улочки пустынны. Следуя по карте, после трех межевых столбов в чистом поле, где даже коровы были редкостью, я добрался до особнячка Мартины Приёр. Специалисты научно-технического подразделения полиции корпели над предполагаемыми отпечатками протекторов, осколками стекла или следами обуви, а инспекторы из Центрального управления впряглись в щекотливую и нудную работу по опросу соседей. Предъявив караульному свое трехцветное удостоверение, я у самого входа присоединился к двум офицерам из криминальной полиции, стоявшим возле похожего на ожившую кеглю для боулинга комиссара Бавьера. Холодные сталактиты страха туманили блеск его глаз. Он сразу напомнил мне пузатого заправщика с бензоколонки посреди поля с ветряками где-нибудь в самом сердце Штатов. После краткой процедуры приветствий я приступил к делу:

— Итак, комиссар, что мы имеем?

Прежде чем заговорить, Бавьер прокашлялся.