«Надо будет воды запасти», — сделал зарубку в памяти Юрген. И помимо воли подошел к умывалке, напился. Впрок.

— Отличные тут подвалы, — сказал Отто, когда они спустились в подвал под их казармой. — Иваны в них от бомбежек хоронились. Не поверите! В северном укреплении был форт, из него иванов ничем выкурить не могли. Сбросили бомбу, тысячу восемьсот килограммов! В городе последние стекла в домах повылетали, а им хоть бы что, в подвале отсиделись. Подходим, воронка с дом, я такой никогда не видал, думаем, всё, и вдруг — шпок-шпок-шпок. Кладут из винтовок как на стрельбище. Все пули в цель. У них туго было с боеприпасами. Так они чего удумали! Это уже здесь было, почти в аккурат над нами. Мы в который раз лезем вперед. Иваны стреляют. Все реже и реже. И вдруг — тишина. Патроны, значит, кончились. Мы к бойницам, гранаты внутрь, взрывы, крики и опять тишина, только тихие стоны доносятся. Тут штурмовая группа через двери врывается и… наталкивается на живых иванов, они в простенках прятались, телами своих товарищей укрываясь от осколков. Иваны бросаются врукопашную, потому что патроны у них взаправду кончились, зубами глотки штурмовой группе рвут. А потом их же оружие против нас обращают.

Солдатских баек Юрген наслушался на фронте предостаточно. Его этот рассказ не интересовал. Его в тот момент подвалы интересовали. Он вернул Отто к теме подвалов.

— У них тут даже женщины с детьми прятались, — рассказывал тот. — Мы не могли взять в толк, как иваны выдерживают такой сумасшедший артиллерийский обстрел и бомбежки. Но, в конце концов, на то мы и солдаты, чтобы выдерживать то, что штатскому не под силу. Через неделю после начала штурма видим: белый флаг из подвала высовывается. Мы тоже в ответ машем. Встаем, освобождаем проход, все честь по чести, мы тогда от иванов никаких подлостей не ждали. Достойному противнику — достойные условия сдачи. Салютуем храбрым воинам. Выходят. Женщины и дети. Целая колонна набралась. Пошатываются от слабости, но идут гордо, без страха в глазах. Мы как стояли с поднятыми к каскам руками, так и остались стоять. Получилось, что мы женщинам с детьми салютовали. Я так думаю, что тот мальчишка из тех самых детей, вырос за три года.

— Какой мальчишка? — спросил Юрген. Он не сразу сообразил, о каком мальчишке идет речь. На фронте все быстро забывалось, детали боев, обстоятельства гибели товарищей и сами товарищи тоже. А тут все обошлось. Вообще вспоминать не о чем. — Спасибо, что напомнил, — сказал он, — меня тогда один вопрос мучил: как он в крепость пробрался да с большим мешком?

— Я потому и говорю, что он точно из крепостных. Мальчишки везде лучше взрослых все входы-выходы знают. Тут подземных ходов тьма-тьмущая. Так говорили, — добавил он.

— Полезли, — коротко сказал Юрген.

В том подвальном отсеке, где они находились, хода в подземелье не было. Они пролезли в следующий, потом еще в один. Юрген прикинул — под конюшней должны быть. Точно, лошадиной мочой пахнет и навозом. Моча, положим, в трещины просочиться могла, а вот откуда запах навоза? Юрген посветил фонарем на сводчатый потолок У самой стены зияла неровная дыра почти в метр. Сверху дыра была накрыта щитом, сквозь щели свисали соломинки. «Положили и забыли», — подумал Юрген. Он — не забудет.

Тем временем Отто нашел спуск в подземелье. Он был завален кирпичными глыбами. Хорошо, что не битым кирпичом, с глыбами за полчаса управились. Последние, вставшие враспор и перекрывшие ход, пропихнули вниз. Перед ними был довольно широкий коридор, по которому можно было идти не нагибаясь. Юрген посветил под ноги. На полу лежал слой пыли. На нем были следы.