Двенадцатое мая 1885 года стало страшным днем для потомков тех, кто родился в старой Франции.

Батош, застроенный домами частично из камня, частично из толстых стволов деревьев, прочно скрепленных скобами, казалось, мог выдержать любой штурм. На западе деревню защищала река. Улицы были перегорожены баррикадами, устроенными по всем правилам фортификационной науки. Оборону держали черноволосые смуглые гиганты: их прозвали «угольками» за бронзовый цвет кожи и темные глаза.

Метисы доказали свою отвагу, восстав под предводительством соплеменника Луи Риля, дабы защитить законные права, попранные британскими властями.

Возмущение повстанцев произволом дошло, казалось, до предела. Они сменили национальный флаг. Над колокольней Батоша больше не развевался «Юнион Джек». Чтобы сильнее выразить протест против дерзких и гнусных притязаний, защитники деревни водрузили знамя с золотыми геральдическими лилиями — старинным гербом французских королей. Это был благородный стяг, овеянный славой Шамплена и Монкальма, стяг провозвестников и мучеников борьбы за независимость Канады. Как символ героизма он свято почитался здешними французами.

Это знамя напоминало восставшим — их завоеватели оскорбляли, именуя дикарями, истребляли, словно зверей, сгоняли с собственной земли — о далеких предках, тех, кто бесстрашно сражался во имя свободы.

В километре от восточной окраины Батоша, где Луи Риль стоял на страже права и справедливости, раскинулся укрепленный лагерь армии английского генерала Мидлтона: здесь находились регулярные части — пехота и артиллерия, — а также ополченцы, набранные из конной полиции.

Лагерь, опоясанный глубоким рвом и обнесенный высоким мощным частоколом, охраняли пушки, при них постоянно дежурили орудийные расчеты. На постах стояли удвоенные наряды.

Конные патрули неустанно разъезжали по окрестностям деревни. Эта тяжкая сама по себе обязанность сулила и немалые опасности: восставшие, укрываясь в вырытых наспех окопчиках, обстреливали разведчиков и, оставаясь незамеченными, снимали часовых. В лагере с каждым днем становилось все больше раненых.

Четырехтысячная армия генерала Мидлтона собиралась с силами и кипела решимостью, помноженной на ярость. Ей было за что мстить: она понесла серьезные потери от противника, уступающего в численности, вооружении, дисциплинированности, — словом, от тех, кого английские колонисты и сочувствующие им газеты презрительно именовали дикарями.

Накануне «дикари» с блеском отбросили части вражеского регулярного войска, уверенного, что Батош сдадут без боя.

Кроме пехоты, артиллерии и кавалерии, в распоряжении генерала находился прекрасно оснащенный и вооруженный военный корабль «Норткоут». Поднявшись вверх по Саскачевану, судно принялось обстреливать Батош, что значительно усиливало возможности атакующих.

Но ни отвага ополченцев, ни ярость регулярных частей, ни численное их превосходство, ни ураганный огонь парохода — ничто не могло сокрушить отчаянного сопротивления метисов. Более того, повстанцы умудрялись совершать налеты на отряды пехоты и орудийные расчеты, выбираясь из своих окопов под покровом сумерек. Меткие «угольки», засевшие на высоких берегах Саскачевана, выбили почти половину экипажа корабля и вынудили «Норткоут» покинуть театр военных действий. Повстанцы сумели оттеснить в поля и торонтских гренадеров, и виннипегских карабинеров. Только с помощью нескольких пушек и пулемета Гатлинга удалось остановить их бешеный натиск, и генералу Мидлтону удалось спастись от полного разгрома.

…Скажем несколько слов если не в оправдание, то хотя бы в объяснение братоубийственной войны, вспыхнувшей с новой силой 12 мая.

В 1867 году сразу после объединения четырех провинций — Верхней и Нижней Канады, Новой Шотландии и Нового Брауншвейга — под общим именем Доминион или Канада, некоторые министры юного государства, опекаемого Англией, приобрели земли Гудзонова залива площадью в семь тысяч квадратных километров.