…

Коллежский ассесор Лещёв резко запер свой кабинет, развернулся и глянул на меня в упор. С такого расстояния были отчетливо видны его морщины и припудренная бородавка на крыле носа.

— Аркадий!

— Деньги в процессе, — уклончиво пробурчал я.

— В пекло деньги, Аркадий. Вчера прокуратура подала на вас ворох заявлений, я принял их всех себе в работу, чтобы не пускать на самотёк. Если ваши… мои деньги вложены в прииск, я не знаю, что с вами сделаю!

— Знаете, Демид Фирсович, конечно, знаете, что сделаете. Вы меня прикроете, мы же с вами друзья.

— С такими друзьями и враги не нужны, Аркадий! Всё, идите, готовьтесь к процессу и извольте выглядеть на нём убедительно. И чуть что просите об отложении. Всё! Бегом отсюда, только налево, по боковой лестнице, никто не должен видеть, что мы общались.

Я вышел не только из его кабинета, но и из здания.

Все мои дела (а было их много) назначены на девять утра, есть немного времени прийти в себя.

Если бы я курил, то обязательно закурил бы, а так — купил в кафешке неподалёку чашку крепкого кофе и спешно выпил её. Вот и весь мой завтрак.

Ближе к девяти прибыла прокуратура: какой-то седоватый мужичок и Ангелина. Они оба выглядели серьёзно и решительно, но за этой маской, скорее всего, скрывалось растерянность. Хотя я ещё не видел самих заявлений, подписаны они все, наверняка, Баклановым, который с утра не пришёл на работу и никто (ну, может, кроме меня) не знал куда же он запропал.

…

В зал по одному, бесконечно длинной вереницей заводили китайцев во главе с Ченом. Он единственный был одет в костюм, поэтому полиция решила, что он главный. Наученный мной, он отказался отвечать на все вопросы, включая вопрос о своём имени, пока не прибудет его адвокат, то есть — я.

Клеть для задержанного не могла вместить такую толпу разом, однако, поскольку китайцы люди смирные, их очень плотно усадили у одного из краёв зала.

Огляделся. Кроме задержанных и прокуратуры — было пару зевак, включая, неожиданно, Наталью Романовну, Павла Орлова и парочку незнакомых мне горожан.

Стол защиты (мой) стоит повернутым лицом к столу обвинения, откуда на меня, сверкая прекрасными глазками смотрела Ангелина.

Пока её коллега копошился в документах, она тихонько обратилась ко мне.

— Филинов, признайте все наши требования сразу, сэкономим всем время.

— Ангелина Родионовна, лично вам и в других обстоятельствах я бы сдался без колебаний! Но как вы сможете меня уважать в будущем, если я без боя сдамся прокуратуре, да ещё и в условиях, когда кругом прав и свято чту букву закона!

Девушка сощурила глаза и негромко фыркнула.

Наш диалог прервал главный пристав Модест Павлович, который пружинистой походкой зашёл и зычно провозгласил, — Всем встать, суд идёт!

Зашуршали.

Повинуясь негромкой команде Чена, встали и китайцы, охране из полицейских не пришлось прикрикивать.

— Прошу садится! — торжественно выдал пристав и отошёл в сторону, давая судье обзор.

В образовавшейся тишине Лещёв недовольно зыркая, неторопливо осмотрел зал и решительно выдернул из кучи принесённым папок на своём столе самую пухлую.

— Все заявления поданы вчера. Они разные и исходят из уголовных и гражданских правил. И, раз они поданы одновременно, суд сам принимает решение о порядке рассмотрения… Итак, у нас двадцать два заявления на аресты членов китайской общины. Его рассмотрим первым и одновременно, не по одному. Зачитывать не стану… Прокуратура, ваше слово.

Ангелина встала и, одарив меня холодным взглядом голубых глаз начала довольно бойко рассказывать, как следствие по делу Хомякова пришло к выводу о преступных делишках китайской диаспоры и решительным блицкригом окружило толпу преступников на Макарьевской изнанке прямо за противоправными действиями.