Изменить размер шрифта - +

     До сумерек переливался говор, шли разные разговоры в толпе, ожидающей необыкновенного события. Спорили, ссорились, но не уходили.
     На набережной Ждановки зажглись фонари. Тусклый закат багровым светом разлился на полнеба. И вот, медленно раздвигая толпу, появился

большой автомобиль комиссара Петербурга. В сарае изнутри осветились окна. Толпа затихла, придвинулась.

***

     Открытый со всех сторон, поблескивающий рядами заклепок, яйцевидный аппарат стоял на цементной, слегка наклоненной, площадке, посреди

сарая.
     Его ярко освещенная внутренность из стеганой ромбами, желтой кожи была видна сквозь круглое отверстие люка.
     Лось и Гусев были уже одеты в валеные сапоги, в бараньи полушубки, в кожаные, пилотские шлемы. Члены правительства, члены академии,

инженеры, журналисты, - окружали аппарат. Напутственные речи были уже сказаны, магниевые снимки сделаны. Лось благодарил провожающих за

внимание. Его лицо было бледно, глаза, как стеклянные. Он обнял Хохлова и Кузьмина.
     Взглянул на часы:
     - Пора.
     Провожающие затихли. У иных тряслись губы. Кузьмин стал креститься.
     Гусев нахмурился и полез в люк. Внутри аппарата он сел на кожаную подушку, поправил шлем, одернул полушубок.
     - К жене зайди, не забудь, - крикнул он Хохлову и сильнее нахмурился.
     Лось все еще медлил, глядел себе под ноги. Вдруг, он поднял голову и, обращаясь, почему-то только к Скайльсу, сказал глуховатым,

взволнованным голосом:
     - Я думаю, что удачно опущусь на Марс, - оттуда я постараюсь телеграфировать. Я уверен - пройдет немного лет и сотни воздушных кораблей

будут бороздить звездное пространство. Вечно, вечно нас толкает дух искания и тревоги. И меня гонит тревога, быть может отчаяние. Но, уверяю

вас, - в эту минуту победы - я лишь с новой силой чувствую свою нищету.
     Не мне - первому нужно лететь, - это преступно. Не я первый должен проникнуть в небесную тайну. Что я найду там? - ужас самого себя. Мой

разум горит чадным огоньком над самой темной из бездн, где распростерт труп любви. Земля отравлена ненавистью, залита кровью. Недолго ждать,

когда пошатнется даже разум, - единственные цепи на этом чудовище. Так вы и запишите в вашей книжечке, Арчибальд Скайльс, - я не гениальный

строитель, не новый конвинстадор, не смельчак, не мечтатель:
     - я - трус, беглец. Гонит меня безнадежное отчаяние.
     Лось вдруг оборвал, странным взором оглянул провожающих, - все слушали его с недоумением и страхом. Надвинул на глаза шлем:
     - Не кстати сказано, но через минуту меня не будет на земле. Простите за последние слова. Прошу вас - отойти как можно дальше от аппарата.
     Лось повернулся и полез в люк, и сейчас же с силой захлопнул его за собой. Провожающие, теснясь, взволнованно перекидываясь словами,

побежали из сарая к толпе на пустырь. Чей-то голос протяжно начал кричать:
     - Осторожнее, отходите, ложитесь.
     В молчании теперь тысячи людей глядели на квадратные, освещенные окна сарая. Там было тихо. Тишина и на пустыре. Так, прошло несколько

минут, - нестерпимый срок ожидания. Много людей легло на траву. Вдруг, звонко, вдалеке, заржала лошадь конного стражника. Кто-то крикнул

страшным голосом:
     - Тише!
     В сарае оглушающе треснуло, будто сломалось дерево.
Быстрый переход