«У меня совсем другое мнение!» — сказал он одному из профессоров, выслушав всю эту чепуху.

На него взглянули так, будто спрашивали: «А кому интересно твое мнение? Что ты вообще можешь знать о таком предмете?»

Но в конце концов один из них поинтересовался, в чем же заключается его мнение.

«Пока я вам этого не скажу. Хочу сначала посмотреть, что вы тут выудите».

Разумеется, раздражения у них после такого ответа не убавилось. А он тем временем стал потчевать профессоров вопросами в стиле сократовских вопросов, чем разозлил их еще больше. Ему хотелось знать: поскольку они всю свою жизнь посвятили индейским погребениям, попадались ли им когда-нибудь скелеты, сваленные таким образом? «Когда-нибудь вы находили вокруг них раковины моллюсков?» — спросил он. Нет, раковин они не находили, ни живых, ни мертвых. «Вот и я не находил, — сказал он. — Никаких раковин рядом».

На следующий день он заговорил с археологами о саже и пепле. «Вы полагаете, вся эта сажа от того, что индейцы пекли моллюсков, не так ли?» — спросил он у одного из них. От пустынника я узнал, что существует огромная разница между древесной золой и вулканическим пеплом. «Дерево, — объяснял он, — дает жирную сажу и золу. Не имеет значения возраст — жирность всегда остается. А на скелетах этих следы вулканического пепла». Его гипотеза основывалась на том, что здесь произошло извержение вулкана, от которого индейцы пытались спастись в море и были накрыты огненным дождем.

Ученые, само собой, подняли на смех его гипотезу. «Я не стал с ними спорить, — рассказывал он, — а то бы они остервенились окончательно. Я ведь просто прикинул, что к чему, и сообщил им. Через пару дней они пришли ко мне и сказали, что моя идея звучит убедительно и они примут ее во внимание».

А дальше он стал рассказывать вообще об индейцах. Ему довелось пожить среди них и немного узнать, каково быть индейцем. Мне показалось, что он относится к ним с превеликим уважением.

Я попросил его рассказать про навахо, о которых я много чего услышал с тех пор, как добрался до Запада. Правда ли, что их численность растет невиданными темпами? Некоторые представители властей, которых мне цитировали, утверждали, что лет через сто, если что-ни — будь непредвиденное не остановит этот рост, число навахо достигнет сегодняшнего уровня белого населения нашей страны. Они, говорят, практикуют полигамию, каждому навахо позволяется иметь до трех жен. Во всяком случае, их прирост феноменален. Я надеялся, что он скажет мне, что индейцы непременно снова станут сильными и могущественными.

Вместо ответа он рассказал об индейской легенде, предсказывающей крушение белого человека из-за какой-то грандиозной катастрофы — пожара, голода, потопа.

«А почему не просто из-за алчности и невежества?» — вставил я.

«Более того, — сказал он, — индейцы верят, что, когда придут последние времена, в живых останутся только самые сильные и стойкие. Наш образ жизни потому они и не принимают. Как на высшую расу они на нас не смотрят ни в коем случае. Терпят нас, и все. Чему бы их ни обучали, как бы ни воспитывали, индейские дети всегда возвращаются к своему племени. Предполагаю, что они просто ждут, когда мы вымрем».

Меня его слова обрадовали. Вот было бы чудесно, я подумал, если бы они вдруг решительно поднялись во множестве и сбросили нас в море, вернули бы себе страну, которую мы у них украли, снесли бы наши города или использовали бы их как места обрядов и праздников! Как раз накануне этого нашего разговора во время обычной прогулки вдоль каньона я наткнулся глазами на газетную страничку юмора (я заметил название «Отважный принц»), лежащую на самом краю бездны. Странные чувства пробудила во мне эта находка.