— Вот уж влипли, — сказал Савелий Водолеев. — Хотя не впервой… Придется тому же плотнику, пока не сбежал, заказать лестницу.

— А мизансцену строить так, чтобы мы ее до поры собой прикрывали? — осведомился Лиодоров. — Ерунда получится. Мы стоим слева — то есть на суше. Галера прикатывает справа — то есть с моря…

— Может, кто-то под прикрытием галерного борта живенько вынесет проклятую лестницу? — предложил Стрельский. — Скорчась, чтобы башкой не торчать.

— Разве что сама госпожа Терская, под складками хитончика… — шепнул, чтобы дамы не услышали, Алеша Николев — исполнитель роли Агамемнона, недавний гимназист, сбежавший из дому ради высокого искусства и пленивший Кокшарова густым и совершенно не соответствующим возрасту и телосложению басом.

— И мне эта ванна не нравится, Терская права, — заметил Лабрюйер. — Она недостаточно серьезна, чтобы навести на древнегреческие мысли, и недостаточно смешна для балагана.

— Ну да, у настоящей галеры должны быть весла, и она сажен двадцати в длину, пожалуй. Это поболее всего зала господина Маркуса, — сказал Енисеев. — А вот что, господа — на кой нам вообще эта жуткая галера?

— Как же без нее? — возмутился герой-любовник Славский. Сцена увоза Елены на галере была его личным маленьким бенефисом.

— Подумайте, господа, раз уж мы надергали из рижских газет всяких местных словечек, то отчего так цепляемся за эту галеру? Пусть уж и финал новому стилю соответствует!

— Прикажете увозить Елену на рижском ормане? — ехидно полюбопытствовал Славский, уже щеголяя местным названием извозчика.

— Нет, Славский, я придумал кое-что получше — и весьма для вас выигрышное. Аплодисменты будут безумные, — пообещал Енисеев. — Вы прилетите за Еленой на аэроплане! Вот это будет настоящий финал — а не дурацкая ванна на колесах!

— А не вдарить ли по пивку, господа? — предложил Лабрюйер.

Его любовь к хмельным напиткам в труппе уже отметили, особенно дамы. А триумфы Славского его мало волновали.

— Погодите, Лабрюйер… То есть как это — на аэроплане? — спросил потрясенный Славский.

— А что тут такого? Здесь в предместье, в Солитюде, на ипподроме постоянно полеты совершаются, и даже дамы летают. Модное увеселение, так сказать, — отвечал Енисеев. — Вы же сами в газетах читали — вся Рига туда ездит. Так отчего же не похитить Елену на аэроплане? Коли у нас царь Менелай выходит с сигарой, а две гетеры — с кружевными зонтиками? Вот это будет пуант!

— Но как же? Это же, выходит, аэроплан сверху спускать надо? Целое устройство мастерить? — актеры затеяли дискуссию, к которой пару минут спустя, привлеченные шумом, присоединились Маркус и Кокшаров. Подошли и актрисы.

— Но, когда я играла в Петербурге, это было обычное дело — воздушные полеты, — сказала Терская. — Всякого купидона спускали на веревках, и он болтался над сценой, и ни разу не было, чтобы сорвался. Да чего только в столице над сценой не подвешивают! В Мариинке, когда ставят балеты, чуть ли не целый храм могут из-под колосников опустить, вместе со жрецами и прочей прислугой!

— А что? — спросил Кокшаров. — Это и для афиши выгодно! Прекрасная Елена на аэроплане! Публика на это пойдет!

— И из Майоренхофа приедут, и из Шлокена, — согласился Маркус. — Только надо бы командировать плотника Кляву на ипподром, чтобы разглядел эти летательные устройства.