Наступит час, когда авиационные бомбы и гранаты полетят на беззащитные английские города, унося тысячи жизней.
Он не думал о том, что могут натворить авиабомбы, бросаемые с самолета на жилые кварталы. Если бы Самохвалов увидел горящие города, он устыдился бы своих жестоких и необдуманных слов, в горячке брошенных журналистам.
Глава 7
20 сентября 1895 года — 3 февраля 1897 года.
Санкт-Петербургская губерния
— Надеюсь, я не рискую казаться невежливым, господа, собрав вас в неофициальной обстановке?
— Ни в коем разе, ваше императорское высочество. Напротив, для нас огромная честь — высочайшее внимание к нашим скромным начинаниям, — Самохвалов не только словами, но даже телом изобразил некое подобие поклона, желая отработать спектакль и быстрее убраться к своим делам.
Великий князь скривился.
— Петр Андреевич, мне рекомендовали вас как умного человека. Стало быть, вы понимаете, что от моего присутствия в Гатчине у вас прибавляется хлопот. Более того, назначение меня главнокомандующим воздушными силами империи, когда самих сил еще нет, есть выражение недоверия государя императора, приставившего к вам соглядатая в моем лице. Позвольте предположить, дорогой наш авиационный первопроходец, что вы ведете себя со мной неискренно.
— Ваше императорское высочество! — решился подать голос Джевецкий. — Мы, право, удивлены, что к авиации, еще не вышедшей из детского периода и пока не имеющей военно-экономической ценности, приставлен представитель императорской семьи. Посему не можем уразуметь, как относиться к государевой воле — считать ли ее поощрением, недоверием либо чем-то другим. Потому и прячемся за учтивыми фразами.
— Волю императора надлежит исполнять, другого отношения к ней я не приемлю. Что же касается высокого уровня назначения, когда дядя государя занимается вашими делами, прошу, господа, учесть следующее. Это — не честь для вас, а ссылка для меня, — великий князь Александр Михайлович посмотрел на акционеров «Садко» с грустной усмешкой. — О неафишируемых причинах своей отставки с флота я расскажу чуть позже. Однако не престало члену правящего дома бездельничать. Кроме того, удивительно совпали интересы. Инициаторы моей отставки — великий князь Алексей Александрович и министр финансов Витте — приветствуют направление на незначительный с виду пост. Я хочу многого добиться через авиацию, поэтому упросил государя утвердить меня на этой должности. Поздравляю: благодаря моим настойчивым потугам реформировать флот и вашей, Петр Андреич, несдержанности перед британской прессой мы все — немного изгои. На сем извольте завершить официозную часть. Нам придется много общаться, полное мое титулование займет изрядное время. Посему вне официального протокола прошу именовать меня просто — Сандро.
Александр Михайлович приблизился к мангалу и проверил готовность шашлыков. Родившись и проведя юные годы в Тифлисе, великий князь, пусть даже отделенный от простых жителей Сакартвело стенами дворца наместника и социальными барьерами, кое-что перенял у горских народов: любовь к простой мясной пище, жареной на углях и запиваемой молодым вином, широту души и некоторую простоту нравов. Эти качества не вытравило до конца традиционное домашнее воспитание, прививавшее нетерпимость к любым нациям и вероисповеданиям, кроме православных русских, и сословное высокомерие ко всем, в ком менее четверти крови правящего монарха.
Пока высочайший хозяин пикника ворочал мясо, трое авиаторов, сидя в уютной беседке на берегу гатчинского Белого озера, лихорадочно соображали, как им вести себя. Когда Грибоедов опубликовал бессмертные слова «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», он лишь озвучил вековечные чаяния простых русских людей. Если верить великому князю, «Садко» получил двойной удар — непрерывный высочайший надзор за всем, что делается на заводе, плюс рикошет от неизбежных напастей, что падут на голову опального Романова. |