— Да не беспокойтесь вы так, Девон, не до конца. — Уинтроп посмотрел на собеседника и поставил бокал на место.

Чеймберс с облегчением откинулся на спинку кресла. В какой-то момент ему показалось, что Уинтроп не шутит. Маленький и худой, как щепка, Чеймберс был трусоват. Все, что за ним стояло, — положение в корпорации. Кожа у него была бледная, почти без пятен, волосы, вернее, то, что от них осталось, черные, как смоль. Зачесанные на одну сторону, они резко контрастировали с белым, как мел, лбом.

Как мог такой человек, совершенно заурядный, возглавить правление у Дюпона? — бегло подумал Уинтроп. Впрочем, ответ известен. Чеймберс знает все и вся в химической промышленности. И еще — он политик. Что тоже понятно. В детстве этого заморыша пинали все, кому не лень, и ему приходилось усиленно работать мозгами.

— Хотелось бы, чтобы вы выказывали Биллу большее уважение, Девон, особенно в моем присутствии. Я чрезвычайно высоко ценю все, чего ему удалось добиться, и, между прочим, нахожу, что физическое устрашение играет немалую роль в жизни. Что же касается нашего общего проекта, то на его долю досталась едва ли не самая трудная часть. Не стоит забывать об этом.

Чеймберс, уловив в тоне собеседника металлические нотки, коротко кивнул. Он совершил крупную ошибку и больше ее не повторит, как бы ни презирал Резерфорда. Уинтропа лучше не раздражать.

Грэнвилл глухо заворчал. Пусть Чеймберс — большой человек в мире промышленности; зато он, Уинтроп, — большой человек в мире банковских инвестиций. А в его глазах инвестиции гораздо важнее любой отрасли промышленности, какие только существуют на земле.

— Извините, Грэнвилл, — прошептал Чеймберс.

Ну вот, бунт на корабле подавлен. Уинтроп допил свое виски. Чеймберс стар и слаб, его мощь в химической промышленности — дело прошлое, шесть лет назад он ушел в отставку по возрасту — шестьдесят пять исполнилось. И хотя Уинтроп надеялся, что ни годы, ни здоровье не помешают Чеймберсу сыграть свою роль в деле, с каждой новой встречей с ним вера в это угасала; впрочем, теперь уже поздно что-нибудь менять. Игра началась, и Чеймберс — ключевой игрок.

— Я еще немного посижу: лучше, чтобы не видели, как мы уходим вместе.

Поначалу Чеймберс не понял, в чем дело.

— Осторожнее, Девон, берегите зад, а то еще дверью прихлопнет.

Чеймберс мгновенно поднялся и молча вышел из комнаты, неслышно прикрыв за собой дверь.

* * *

В раздевалке Гарвардского клуба Грэнвилл улыбнулся пожилому гардеробщику, который помог ему надеть пальто из верблюжьей шерсти, и протянул ему двадцатку. Этот человек хотя бы пытается честно заработать себе на жизнь в отличие от того бездельника, который, возможно, все еще валяется на тротуаре Сорок четвертой. Застегивая пальто, Уинтроп повернулся и увидел прямо перед собой Фэлкона.

— Привет, Грэнвилл. — Голос Эндрю прозвучал совершенно равнодушно.

— А-а, мистер Фэлкон. — Уинтроп на мгновение прервал свое занятие, затем снова взялся за пуговицы, не отводя взгляда от молодого человека. «Интересно, что ему нужно», — подозрительно подумал он.

— Как там у вас в отделе слияний?

— Да все нормально, спасибо за внимание. — Уинтроп наконец справился с пуговицами.

В небольшой холл вдруг ворвался холодный воздух — в клуб вошли двое мужчин. Они, как здесь было принято, остановились поздороваться, но, почувствовав напряженность атмосферы, быстро прошли мимо и скрылись в просторной комнате, уставленной различными призами — кубками да чашами.

— Правда? А я неделю назад читал в «Уолл-стрит джорнал», что в этом году там образовался сорокапроцентный дефицит.