Изменить размер шрифта - +
В таких случаях оператор обычно оставался в живых. Здесь же гибель ждала всех: и оставшегося у штурвала Ибрагима, и снимающего сцену теракта Сулеймана, и всех остальных, находящихся с ним в лодке.

Понимая, что их ждёт, Мартин, однако, не знал главного: где и когда. И ещё он не знал, какой именно смертоносный груз таится в стальных контейнерах. Может быть, взять инициативу в свои руки и нанести удар первым? Подняться на борт раньше всех, убить Ибрагима и захватить корабль? Нет, шансы на успех невелики. Моторка догонит судно за несколько секунд, а против шестерых ему долго не продержаться.

После репетиции лодку оставили висеть на шлюпбалке, инженер прибавил ходу, и «Графиня Ричмондская» устремилась на северо‑запад, к побережью Сенегала.

Оправившись от морской болезни, Юсуф Ибрагим проводил больше времени на мостике и в кают‑компании, где все собирались к обеду. И без того напряжённая атмосфера с появлением иорданца накалилась до предела.

Все восемь находящихся на борту человек приняли решение умереть шахидами, мучениками, но это вовсе не значило, что долгое ожидание и вынужденное безделье не действовали на нервы. И только постоянные молитвы и усердное чтение Корана позволяли людям оставаться внешне спокойными, сохранять твёрдость веры и не поддаваться сомнениям.

Никто, кроме инженера и Юсуфа Ибрагима, не знал, что находится в шести морских контейнерах, занимающих большую часть бака «Графини Ричмондской», от мостика до форпика. И только иорданец, похоже, был в курсе того, куда идёт судно и какую цель выбрали для него стратеги «Аль‑Каиды». Остальным приходилось принимать на веру обещания вечной славы и гарантированного места в садах Аллаха.

Пары часов в обществе Ибрагима хватило Мартину, чтобы понять – иорданец следит за ним. Его пустой, полубезумный взгляд следовал за Афганцем почти неотступно. И, наверное, надо было обладать нечеловеческой выдержкой, чтобы сохранять при этом совершенное хладнокровие.

Пристальное внимание порождало беспокойство, и в голову сами собой лезли неприятные вопросы. Может быть, Ибрагим всё‑таки видел Измат Хана в Афганистане? Что делать, если он станет задавать вопросы, на которые у Мартина просто нет ответов? Или причина в том, что он допустил какую‑то ошибку в молитве? Не собирается ли в таком случае иорданец проверить его, попросив процитировать какой‑то незнакомый отрывок?

Тревога то нарастала, то ослабевала. И она имела под собой все основания – хотя сидевший напротив Мартина за обеденным столом психопат‑убийца никогда не видел настоящего Афганца, он много слышал о легендарном командире Талибана. Причина ненависти крылась не в подозрениях, не в неточностях, которых Мартин не допускал, а в обычной зависти. Ибрагим завидовал пуштуну, потому что тот имел репутацию воина, солдата и бойца. Из ненависти родилось желание убить, а для оправдания такого желания как нельзя лучше подходила версия, согласно которой Измат Хан оказывался предателем.

И всё же вопреки разъедавшей его изнутри ненависти и зависти Ибрагим держал свои чувства под контролем. Причина была стара как мир: он боялся горца и, хотя носил под одеждой пистолет и поклялся умереть, не мог подавить в себе животного страха перед человеком из Тора Бора. Вот почему, кипя от злости, иорданец лишь мрачнел, наблюдал, выжидал и строил планы мести.

 

Во второй раз развёрнутые Западом широкомасштабные поиски корабля‑призрака, если таковой вообще существовал, завершились неудачей и полным разочарованием. От Стива Хилла непрерывно требовали информации, информации и информации – чего угодно, лишь бы смягчить досаду и неудовлетворённость, распространившиеся вплоть до самых высоких кабинетов на Даунинг‑стрит.

Главная проблема заключалась в том, что куратор ближневосточного отдела по‑прежнему не мог ответить на четыре вопроса первостепенной важности, которые ставили перед ним британский премьер и американский президент.

Быстрый переход