Мартин вновь попал в Управление военных операций, но теперь в другой отдел, балканский. Там бушевала война, сербы брали верх, и мир с тревогой узнавал о массовых убийствах в ходе так называемых этнических чисток. Чувствуя себя не на месте и оттого злясь, Мартин провёл два года в кабинете за столом и в тёмном костюме.

Офицер, послуживший в САС, может вернуться туда только по приглашению. Майку Мартину такое приглашение сделали в конце 1994 года. Ему позвонили из Херефорда. Это был рождественский подарок, которого он ждал и на который надеялся. Да вот только Люсинду такой сюрприз не обрадовал.

Детей у них не было, а карьеры каждого расходились все дальше и дальше. Люсинде предложили место с повышением, и она сказала, что такой шанс выпадает раз в жизни. Все бы ладно, но принять предложение означало дать согласие на переезд в одно из центральных графств. Брак оказался под угрозой, поскольку Майку было приказано возглавить дивизион Б 22‑го полка САС и скрытно передислоцироваться в Боснию. Официально им предстояло стать частью международных сил по поддержанию мира под флагом ООН. Фактически же главной задачей спецназа был розыск и задержание военных преступников. Рассказать Люсинде о деталях командировки Майк не мог – он лишь сообщил, что снова уезжает.

То была последняя соломинка. Она решила, что его переводят на Восток, и предъявила ультиматум: либо ты остаёшься с десантом, САС и своей чёртовой пустыней, либо бросаешь это все, переезжаешь в Бирмингем и сохраняешь семью. Подумав, Майк выбрал пустыню.

После смерти старого лидера партии Юниса Халеса контроль над Хизб‑Ислами окончательно перешёл к Хекматияру, известному своей жестокостью и не пользовавшемуся по этой причине той же, что и прежний руководитель, популярностью у горцев.

К февралю 1994‑го, когда у Измата родился сын, режим Наджибуллы пал, а сам бывший президент укрылся в миссии ООН в Кабуле. Предполагалось, что его место займёт профессор Раббани, но он был таджиком, и пуштуны согласиться с его кандидатурой не могли. За пределами столицы правили, каждый на своей территории, полевые командиры, но настоящими хозяевами страны были хаос и анархия.

Помимо этого случилось и кое‑что ещё. После ухода русских тысячи молодых афганцев вернулись в пакистанские медресе, чтобы завершить прерванное образование. Другие, не успевшие повоевать в силу юного возраста, устремились за границу, чтобы получить любое образование. В Пакистане их ждали имамы, усердно заполнявшие головы молодёжи ваххабитскими постулатами. Теперь, по прошествии нескольких лет, эти люди возвращались на родину с совсем другими, чем в своё время Измат, намерениями.

При жизни Юниса Халеса, сочетавшего ортодоксальные религиозные убеждения с умеренностью в бытовых и культовых вопросах, преподававшееся в медресе учение Корана не было окрашено откровенной нетерпимостью и ненавистью. Но в других лагерях беженцев имамы сосредоточивались главным образом на крайне агрессивных отрывках. Отец Измата, Нури Хан, хотя и считал себя благочестивым мусульманином, не видел ничего плохого в пении, танцах, занятиях спортом и проявлял терпимость к тем, кто придерживался иной веры и других взглядов на жизнь.

Новые «возвращенцы», побывав в руках малограмотных имамов, настоящего образования так и не обрели. Они ничего не знали ни о жизни, ни о женщинах (большинство прожили и умерли девственниками), ни даже о культуре и обычаях собственного племени, воспринятых Изматом от отца. Кроме Корана, им было ведомо только одно: война. Многие из них происходили с юга страны, где всегда исповедовали более жёсткий и строгий, чем в других частях Афганистана, вариант ислама.

Летом 1994 года Измат Хан и его двоюродный брат отправились в Джелалабад. Долго задерживаться там они не намеревались, но и за короткое время успели убедиться в том, как жестоко обошлись сторонники Хекматияра с жителями деревни, отказавшимися платить им установленную дань. Путники увидели замученных и зарезанных мужчин, избитых женщин и сожжённые дома.