|
Ну я Лешку подняла, одела, вынесла. Сажусь в «девятку», а там за рулем какой-то парень незнакомый, не из нашей части, но в камуфляжке. Я Птицыну ключ от квартиры оставила, кое-что мелкое они мне в «девятку» загрузили, а потом Генрих говорит: «Езжайте!» «Девятка» поехала, а грузовик еще во дворе оставался. Как по городу ехали — помню, вроде бы даже начало Московского шоссе припоминаю, а потом — заснула. Наглухо отрубилась! И во сне ничего не видела. Как Лешка у меня с коленок не свалился — ума не приложу. Проснулась только, когда уже здесь оказались, да и то не совсем. Вроде бы Лешку несу на руках, а сама почти что сплю. Потом какая-то баба промелькнула, вроде бы рыжая. Проводила сюда наверх, только я все равно ни фига не запомнила. Даже Лешку донести помогла — с ним бы на руках я запросто могла с лестницы сверзиться. Потом вижу, кровать, а на кровати муженек в обе ноздри задувает. Разделась вроде бы, хотела Лешку пристроить — и опять, будто отключилась. Вот только сейчас проснулась. Гляжу: кроватка стоит, в кроватке Лешка спит, а рядом домик, который ты из коробки сделал. Чудеса!
— Это точно! — покачал головой Юрка, поняв, что каких-либо серьезных уточнений он от Надюхи не дождется. В этот момент сверху послышался плач младенца. Полина встрепенулась, схватила подогретую бутылочку и побежала наверх. Надька глянула ей вслед и, посмотрев на слегка смутившегося супруга, спросила без обиняков: — Твой? — Кажется… — вздохнул Таран, мысленно радуясь, что Надька сразу сама догадалась и не надо ничего врать. — Это она, что ли, заставила Генриха «передислокацию» провести?! — немного помрачнев, произнесла Надюха. — Нет, — мотнул головой Юрка, — похоже, что не она. Вроде бы теперь ей все эти суперспособности заблокировали. Если б она нас опять под свое управление взяла, мы б небось вообще никаких вопросов не задавали и только кипятком писали от восторга. — Тут ты прав, — кивнула Надька. — А что с тобой было, ты можешь рассказать? — Не больше тебя, вообще-то, — сказал Юрка. — А за что тебе надо задницу надрать? — прищурилась Надька. — Это я точно от Птицына слышала, не приснилось! — Точно не знаю, но, наверно, за то, что я поперся в гостиницу. Там, понимаешь ли, против меня небольшую подставу устроили. Но Птицын помог, выдернул. И устроил этот переезд. Там, дома, всем нам оставаться опасно было. — Таран подумал, что в общем и целом особо не погрешил против истины. А загружать Надьке мозги по поводу пакостей Витьки Полянина — не стоит. И уж тем более высказывать предположения насчет того, что их с Майкой ждет. — Ладно, — вздохнула Надька. — В общем, жизнь у нас и прежде была стремная, понять можно. Квартирка тут, конечно, классная. Почти что особняк целый… Смотри-ка! Наш холодильник! И комбайн, и кофемолка! А я-то, блин, все переживала, не забудут ли чего… Ты жрать хочешь? — Вообще-то не отказался бы, — скромно заметил Таран. — Между прочим, в холодильнике кое-какие продукты приехали. — Правда? — удивилась Надька, открывая дверцу. — Не иначе, они его прямо так, не выгружая, вытащили. И даже яйца не разбили! И в хлебнице половинка черного лежит. — Там еще в шкафах что-то было, — припомнил Таран. — Даже кофеек, кажется… — Короче, иди штаны надевай и тапки! — командным голосом приказала Надька. — Понимаю, конечно, что Полинка нам не чужая, но все-таки приличия кое-какие надо соблюдать. — Есть! — Таран по-американски приложил руку к «пустой голове» и поднялся наверх, в спальню. |
