К небольшой увитой виноградом беседке, в которой был накрыт скромный столик для завтрака на двоих, мы с месье Верном подошли почти одновременно. Никаких случайностей или чудес. Просто когда писатель предъявлял на КПП приглашение и пропуск, у меня в комнате раздался телефонный звонок с сообщением о прибытии визитера. Пока посыльный вел гостя по тенистым дорожкам сада, я еще раз пробежался расческой по коротко подстриженным волосам, придирчиво оглядел себя в зеркало, поморщился, увидев мешки под глазами (опять ночью прихватило сердце) и вышел в сад.

Рукопожатие великого писателя было крепким и энергичным, — Месье Тамбовцев. — заговорил он по-английски, — Попав в Константинополь, я был восхищен и огорчен одновременно. Восхищен тем, как вы сумели воплотить в жизнь даже самые смелые мои фантазии, и огорчен тем пренебрежением, которое было оказано мне, как послу Франции. Неужели моя страна недостойна даже простой формальной вежливости?

— Месье Верн, будьте любезны присядьте, — ответив французу, указывая на легкое плетеное кресло, стоящее напротив, — у нас, у русских, есть выражение-«в ногах правды нет».

— Спасибо, месье, — Жюль Верн присел прямо напротив меня, — я был восхищен, с каким изяществом и вежливостью обходились со мной работники вашей канцелярии. И, особенно, работницы. Скажите, месье Тамбовцев, где вы нашли столько очаровательных мадемуазелей?

Мой гость имел в виду женский персонал дворцовой канцелярии. Это наш пилотный проект, курируемый на самом верху. Необходимо создавать гражданскую администрацию, а также необходимый для ее существования кадровый костяк и инфраструктуру. Пока, для неотложных нужд гражданского управления, и в помощь поручику Никитину — у нас его все чаще называют губернатором, — были мобилизованы несколько десятков бойцов и сержантов, имеющих склонность кого рода занятиям. Но это был временный выход из положения. Наш адмирал считает, что не мужское это дело корпеть над бумагами, вести картотеки, и улыбаться посетителям.

Зато по-военному подтянутый мужчина-начальник посреди дамского цветника выглядит куда как презентабельнее. В первые же дни после освобождения города, поручик и Ирочка Андреева, которая взялась помочь ему в столь нелегком деле, прочесали наш лагерь беженцев, куда стекались оставшиеся без крыши над головой бывшие обитательницы гаремов. Требовались умевшие хоть немного говорить по-русски, грамотные и симпатичные. С первого захода было отобрано не более дюжины кандидатур. Никитин привез из Одессы Антонину Викентьевну Каргопольскую, бедную как церковная мышь, и гордую, как британский лорд, вдову офицера, обремененную, к тому же, тремя детьми. Мадам Каргопольская и стала первым директором нашего «Смольного института».

Учиться первым ее подопечным пришлось фактически «без отрыва от производства», проходя практику в нашей Дворцовой канцелярии. Сначала, у Ирочки и мадам Антонины были некоторые расхождения в вопросе о пределах приличия в дамской одежде. Потом был найден разумный компромисс. В основном он казался расстегнутых воротов блузок, длины юбки до середины икры, и наличия на ней запахнутого бокового разреза до середины бедра. Цветовая расцветка классическая, белый верх — черный низ. Видимо эти гурии и привели истинного француза в такое волнение. Потому что, показавшаяся на мгновение в разрезе юбки стройная женская ножка, действует на местных мужиков, как удар электрошокером.