3 июля (21 июня) 1877 года, Утро, Дунай,

Ставка турецкого главнокомандующего в Болгарии напротив Зимницы.

Осман Нури паша сразу же понял, что сражение проиграно. Вскочив на своего белого арабского жеребца, он поскакал подальше от Дуная, бросив свой штаб, и даже гарем. Но далеко уйти ему не удалось. Пуля, выпущенная из «Винтореза» оборвала его жизнь. Несостоявшийся султан несостоявшейся державы умер, лежа в пыли на проселочной дороге. Когда одетый в «лохматку» сержант подошел к нему, то он увидел лишь остекленевшие глаза турецкого паши, бессмысленно уставившиеся в предрассветное болгарское небо.

Смерть Осман-паши не была случайной. Для того, чтобы никто из турецких начальников, развязавших в Болгарии кровавый террор, не ушел от расплаты, полковник Бережной с вечера выставил на возможных путях отхода противника несколько снайперских групп, с приказом — беспощадно отстреливать старших турецких командиров. А то царь-батюшка добрый, еще простит ненароком, как это было в нашей истории.

Гарем же побежденного, как водится, достался победителю, то есть, русскому императору. Полковнику Бережному довелось увидеть сцену, смахивающую на эпизод из «Белого солнца пустыни». Типа: «Гюльчатай — открой личико». Одна статная черноокая брюнетка, с косами до пят, пленила сердце пожилого русского императора, так, что старый бабник на время позабыл свою графиню Юрьевскую. После чего Александр Николаевич со всем знанием предмета, приступил к «окучиванию новой грядки», пытаясь вырастить экзотический фрукт — баклажан…

4 июля (22 июня) 1877 года. Утро. Марсель, Франция.

Майор Оливер Джон Семмс.

Сегодня Великий день — День Независимости некогда моей страны. Когда-то это был светлый праздник свободы для всех американцев. Но потом он стал символом тирании Севера и безраздельного господства янки. И вот сегодня, если все получится, этот день будет первым шагом на пути к свободе — свободе моего любимого Юга от тирании Севера.

Ровно неделю назад я прибыл в Константинополь в составе делегации САСШ, в которой я числился помощником моего отца, адмирала Рафаэля Семмса. Пока глава делегации, бывший президент САСШ генерал Грант пьянствовал, я видел, как мой отец перекинулся парой слов с канцлером Югороссии мистером Тамбовцевым. Всего лишь несколько слов, но как много они значили.

А на следующий день, 28 июня, отец вышел из гостиницы, и куда-то исчез почти на весь день. Правда перед этим он приказал мне оставаться в номере, и отвечать всем, что ему нездоровится и он никого не принимает. Вернулся отец только вечером, причем с небольшим саквояжем, которого при нем не было, когда он уходил. Заперев дверь, он попросил меня присоединиться к нему на вечерней прогулке. Немного попетляв по христианскому кварталу Константинополя, мы убедились что за нами нет слежки, и направились в сторону бывшего султанского дворца Долмабахче, в котором сейчас располагалась русская администрация. Немного походив с отцом по городу, я понял, что русские, «взяв на копье» Стамбул, обращаются с турками куда гуманней, чем янки с нами, своими соотечественниками-южанами. В городе иногда встречались патрули русских солдат и греческих ополченцев, но находились они там не для унижения и подавления турок, а для поддержания идеального порядка. Как это все непохоже на Атланту, Ричмонд или Чарльстон.

По кривой и узкой улочке мы подошли к неприметной железной калитке в стене, окружающей дворец. Постучав, отец сунул в приоткрывшееся окошечко маленький картонный прямоугольник. Нас немедленно пропустили внутрь, и со всей вежливостью сопроводили во дворец. Там отец представил меня пожилому русскому офицеру, которого я уже знал, как мистера Тамбовцева — канцлера Югороссии.

Мы все мечтали о том, что в один прекрасный день Юг обретет долгожданную свободу.