Изменить размер шрифта - +
Третья подбирает шило, оно протыкает ей руку, четвертая – пест, он ударяет ее по колену. Теперь к врагам идет черепаха, попадает в плен, говорит: кто будет ее рубить, варить, жечь, покалечится сам, притворяется, что боится воды, брошена в реку, оказывается живой, вместе с товарищами с триумфом возвращается домой.

Пареси   (Мату Гросу). Четверо братьев идут мстить ягуарам людоедам. По пути встречают длиннохвостую кукушку, гривистого волка, жука, игуану, ящерицу. Каждый спрашивает, куда идут братья. Получив ответ, что убивать ягуара, все присоединяются. Они прячутся в доме ягуара. Ящерица пачкает палочки для добывания огня плодовой мякотью, гривистый волк оставил свои испражнения, братья кладут на порог крысиную голову и хвост каймана. Ягуар, видя каждого из спрятавшихся или оставленные следы, воспринимает их как знамение его смерти. Братья его убивают, поднимаются на небо по цепочке из стрел.

 

Как было сказано в начале главы, рассмотренные повествования, с одной стороны, включают анекдотические эпизоды и пародируют обычные рассказы о подвигах с участием антропоморфных персонажей. С другой стороны, зооморфные протагонисты (по крайней мере, некоторые из них) наделены храбростью, умом и обязательно побеждают врагов. Наличие подобного «сочувственного пародирования» позволяет сопоставить данные тексты с многочисленными древневосточными иконографическими материалами – сценами борьбы, жертвоприношений и ритуалов с участием не людей, а животных. Например, на древнебактрийском косметическом флаконе изображена сцена, в которой козел восседает на троне, а волка приносят в жертву (похожая сцена известна и с участием антропоморфных персонажей [Крюкова 2012: 225, рис. 11]).

Вполне возможно, что как древнегреческая «Батрахомиомахия», так и сюжеты ATU 222A, 222B  (война птиц со зверями, нередко начинавшаяся со ссоры мыши и воробья) относятся к тому же кругу текстов и образов. В Новом Свете повествования о соревновании и борьбе двух групп протагонистов, каждая из которых состоит из многих зооморфных участников, известны главным образом на западе США, причем в большинстве случаев эти повествования не пародийны, а скорее связаны с космологией (определение числа и границ сезонов года, обретение солнца и т.п.). Наличие американских параллелей для мотива «Верлиоки» позволяет датировать появление «сочувственного пародирования» в ритуально мифологичекских комплексах Евразии как минимум финальным палеолитом.

 

Лиса, заяц и другие трикстеры

 

Прежде чем обратиться к трикстерским мотивам в фольклоре Африки, повторю еще раз, что я имею в виду, говоря о персонажах трикстерах [Березкин 2004: 98–99; Berezkin  2010: 124–125].

Тип персонажа есть категория описательная. Это не архетип, порождающий конкретные образы, а абстракция, используемая для систематизации материала. Возможность подобной систематизации связана с простотой психологической характеристики действующих лиц в фольклорных повествованиях. Определяющее значение имеют две оппозиции: свой – чужой  и обладающий – не обладающий  способностью одерживать верх. Простейшая система персонажей представляет собой треугольник, в углах которого находятся герой  (свой, сильный), противник  (чужой, сильный) и неудачник  (свой, слабый). Четвертое сочетание (чужой, слабый) не имеет для развития действия большого значения (рис. 74).

 

 

Рис. 74. Типы фольклорных персонажей в пространстве оппозиций «сильный – слабый» и «свой – чужой».

 

Типы удобно представить в виде образующего круг спектра значений. Абсолютно враждебны чудовища, чья единственная функция – пожирать неудачников и быть побежденными героем. Менее враждебны и одновременно более могущественны неуничтожимые духи природы, например хозяин или хозяйка животных, рыбы, грозы, моря и пр.

Быстрый переход