Мотивы евразийского происхождения проникали в Африку двумя путями – через Переднюю Азию и через восточное побережье континента. Именно вторым путем в Африку, вероятно, попал ряд мотивов из Южной и Юго Восточной Азии, среди которых есть связанные с земледельческой культурой. Логично заключить, что диффузия данных мотивов шла параллельно с распространением в Африке азиатских видов домашних животных и культурных растений. Датировка этого процесса целиком зависит от успехов археологии. Речь вряд ли идет о периоде ранее I тыс. до н.э., хотя будущие исследования могут частично изменить наши взгляды.
Сделать определенные заключения относительно времени распространения в Африке большинства мотивов континентальноевразийского происхождения было бы практически невозможно, если бы не материалы археологии и четвертичной геологии. Благодаря им в нашем распоряжении оказались две важнейших опорных точки во времени.
Первая – отсутствие в Сахаре сколько нибудь значительного населения не только в период последнего ледникового максимума (кислородно изотопная стадия 2, 11–24 тыс. л.н.; [Вишняцкий 2010: 97]), но и в несколько более теплую и более влажную эпоху, соответствующую кислородно изотопной стадии 3 (24–59 тыс. л.н.). Это означает, что на протяжении длительного времени от примерно 60 до 10–12 тыс. л.н. Африка южнее Сахары оставалась отрезанной от остального мира. В эпоху ледникового максимума природный барьер, отделявший Средиземноморье и Переднюю Азию от тропической Африки, был особенно трудно преодолим.
Второй временной ориентир – датировка заселения Америки. Первые люди проникли в Новый Свет не позже (и вряд ли существенно раньше) 15 тыс. л.н., а к раннему голоцену, 10–12 тыс. л.н. или около того, процесс заселения Америки в основном завершился. Последним его эпизодом стало распространение в американской Арктике предков эскимосов или, во всяком случае, носителей культур эскимосского типа. Произошло это в первой половине или середине III тыс. до н.э.
Названные датировки крайне существенны.
В тех случаях, когда достаточно сложные одинаковые мифологические мотивы удается обнаружить в удаленных от Берингоморья областях Америки и Азии, мы вправе предполагать, что соответствующие мотивы возникли как минимум 12–15 тыс. л.н. Более точные оценки возраста зависят от локализации мотивов в Новом Свете (чем ближе к Берингову проливу, тем позже). Учитывая направление миграционных потоков, можно утверждать, что в Азии соответствующие мотивы стали известны раньше, чем в Новом Свете. И если те же мотивы сейчас представлены в Африке, то туда они могли попасть только в голоцене – после освоения Сахары и начала контактов между Средиземноморьем и Передней Азией, с одной стороны, и областями южнее Сахары – с другой. Зарождение данных мотивов в Африке ранее 60 тыс. л.н. невероятно, ибо в этом случае они должны были бы сохраниться не в континентальной Евразии, а скорее в Австралии. Зарождение этих мотивов южнее Сахары в эпоху ледникового максимума с переносом в Евразию в период не позже 12–15 тыс. л.н. также невероятно, поскольку Африка была тогда от Евразии изолирована.
Рассмотренный материал заставляет предполагать, что ни один из широко распространенных приключенческих мотивов не имеет в Африке палеолитического возраста, а среди трикстерских мотивов исключительно большую древность может иметь лишь уже упомянутая история о птице, которая подговорила другую убить своих птенцов. Зафиксированный сюжетно мотивный состав африканского фольклора в основном сформировался на протяжении немногих последних тысячелетий под евразийским влиянием. Широко распространенных повествований, специфичных только для Африки, мало, и они порой выглядят как результат обособления местных вариантов на основе заимствованного из Евразии фабульного ядра. На последнем утверждении я не настаиваю, но нет сомнений, что оригинальных фабульных решений в африканском фольклоре меньше, чем в западно евразийском или америндейском. |