|
Красивый хорошо поставленный голос певца лился неторопливо, как горный ручей, проникая глубоко в душу и как бы переворачивая все мелкое, наносное, копившееся много лет неизбежной ржавчиной поверх истинного и вечного. По крайней мере Камиль, широко шагавший по направлению к костру испытал именно такое ощущение, он мельком оглянулся на своих спутников, чтобы проверить какое впечатление песня производит на них. Нервный и дерганный подполковник, провожавший их сюда, казалось, был даже чем-то недоволен, с такой откровенной неприязнью он рассматривал расположившихся впереди людей, а по непроницаемому лицу Олега, как обычно, прочесть что-либо было невозможно. Но песня, тем не менее, однозначно стоила того, чтобы ее дослушать до конца. Да и просто прерывать певца отчего-то не хотелось. Так не хотелось, что Камиль, внезапно решившись, положил руку на плечо суетливого подполковника и шепотом объяснил свой жест:
— Хорошо поет. Жалко мешать — давай чуть подождем. Подполковник с высоты своего почти двухметрового роста удивленно воззрился на маленького таджика, но, уловив боковым зрением утвердительный кивок Олега, тоже согласно склонил голову.
Так сколько ж нам лет, так кто из нас кто — мы так и не поняли… Но странный сей аккорд, раскрытый, как ладонь, сквозь дырочки от снов все ж разглядеть смогли — Так вслушайся в него — возможно, это он качался над Японией, Когда последний смертник запускал мотор над телом скальпированной своей земли.
Ведь если ты — дурак, то это навсегда, не выдумаешь заново Ни детского сна, ни пары гранат, ни солнышка, склоняющегося к воде, Так где ж ты, серый волк — последняя звезда созвездия Иванова? У черного хребта ни пули, ни креста — лишь слезы, замерзающие в бороде.
А серый волк зажат в кольце собак, он рвется, клочья шкуры оставляя на снегу, Кричит: "Держись, царевич, им меня не взять, держись, Ванек! Я отобьюсь и прибегу. Нас будет ждать драккар на рейде и янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим, Но только через танец на снегу, багровый Вальс Гемоглобин".
Пел молодой худощавый парень, непокорная прядь густых черных волос наискось перечеркивала высокий бледный лоб, обращенные куда-то вдаль к невидимому горизонту глаза в багровых отсветах костра казались тлеющими угольками. Внешне он смотрелся лишь чуть старше своих слушателей, заворожено ловивших каждое слово. И если бы не шепот подполковника на ухо: "Вот тот, который поет и есть их главный", Камиль нипочем бы не догадался, что перед ним командир группы спец. разведки старший лейтенант Игорь Кремер, позывной «Маэстро».
Ты можешь жить вскользь, ты можешь жить влет, на касты всех людей деля, Мол, этот вот — крут, а этот вот — нет, а этот, мол — так, ни то и ни се. Но я увидел вальс в твоих глазах — и нет опаснее свидетеля, Надежнее свидетеля, чем я, который видел вальс в глазах твоих и понял все.
Не бойся — я смолчу, останусь навсегда Египетским ребусом, Но только, возвращаясь в сотый раз домой, засунувши в компостер разовый билет, Возьми и оглянись — ты видишь? Серый волк несется за троллейбусом, А значит — ты в строю, тебя ведет вальс веселою тропой, как прежде — след в след.
Трудно сказать, что понимали из этой песни сейчас особенно по-детски беззащитно и лопоухо смотрящиеся мальчишки-срочники, какой смысл они вкладывали в услышанное, что пробуждала эта мелодия в их душах… Несомненно одно — командира своего они уважали и любили, ни один жест, ни одно неловкое шевеление, не говоря уж о неосторожно вылетевшем слове, не прервали песню до самого конца.
Рвись — не рвись, но он не пустит тебя, проси — не проси. |
